Евангелие дня 18 июля четверг

Вам глаголю языком — вас, верующие из язычников, имею в виду, говоря сие, вас научить, вам дать предостережение хочу. Что именно намерен он им внушить, об этом начнет говорить ниже, с 17-го стиха. Но чтобы лучше приноровиться к сему внушению и сделать его удобоприемлемее и впечатлительнее, наперед еще раз повторяет, что прежде сказал о значении текущих событий в обращении одних и упорстве других (стихи 13 — 16). Ход речи его таков: как Апостол языков, я так высоко ставлю обращение ваше; но при этом не на вас одних останавливаюсь вниманием, но имею в виду и родичей своих, чтоб чрез ваше обращение и их обратить, чего очень желаю не потому только, что люблю их как плоть свою, но потому особенно, что, как только обратятся они, тут и воскресение всеобщее, и настанет светлое Царствие Божие. А что так будет, что в самом деле иудеи все обратятся, в этом сомневаться нельзя; ибо если корень свят, то есть их родоначальники, то и ветви, то есть их потомки, эти самые неверующие иудеи, тоже сделаются святыми. Но как этому сбыться иначе нельзя, как только верою во Христа Иисуса Господа, то и нельзя сомневаться, что они наконец обратятся к Господу с верою. Дошедши до этого: если корень свят, то будут святы и ветви, — Апостол строит потом на этом задуманное им внушение верующим из язычников (стих 17 и далее). Святой Златоуст говорит о сем отделении (стихи 13 — 16): «Апостол переходит к язычникам и помещает вводную речь о них, желая показать, что все это говорит, чтоб научить их скромности».

Понеже убо есмь аз языком Апостол, службу мою прославляю.

Службу прославляю — значит то, что он всячески заботится об обращении язычников, или то, что так высоко ставит обращение сие и такое большое придает ему значение, что от него зависит обращение иудеев, а далее всего мира преобразование. Первое выражает блаженный Феодорит: «поелику Бог назначил мне быть проповедником для язычников, то по необходимости домогаюсь спасения язычников и за них веду слово и доказываю, что божественные Пророки предвозвестили сие издревле». Второе — святой Златоуст: «хвалю (обращение ваше и) вас (обратившихся), говорит Апостол, по двум причинам: во-первых, потому что имею в том нужду, как посланный служить вам; во-вторых, дабы чрез вас спасти мне других».

И умножением числа верующих из язычников, и возвеличением значения обращения их Апостол косвенно имеет в намерении и то, «чтобы по крайней мере этим возбудить иудеев к соревнованию и соделать некоторых из них причастниками спасения» (блаженный Феодорит).

Плотию своею назвал Апостол иудеев потому, что хотя они коснели в неверии и неприязненно относились к нему, но он не переставал любить их, как любят плоть свою. Блаженный Феофилакт пишет: «словом: плоть — показал нежную свою любовь к иудеям». А может быть, и потому так назвал их, что как они расходились с ним в убеждениях, в правилах жизни и чувствах, то близость с ними осталась у него только по плоти. Святой Златоуст говорит: «Апостол не сказал:братий моих, сродников моих, — но: плоть». Поясняя сие, блаженный Феодорит прибавляет: «плотию своею называет иудеев, как чуждых ему по образу мыслей, имеющих же общение с ним по одному плотскому сродству».

«Потом, обнаруживая их упорство, не говорит: не убежду ли тем, — но: аще раздражу и спасу; и при этом опять не говорит: всех, — но: некая от них. Столь жестокосерды были иудеи!» (святой Златоуст). «Каково упорство иудеев! Нельзя было надеяться привлечь их к вере иначе, как чрезмерным некиим давлением, и то не всех, а только некоторых» (Экумений).

Сличая сказанное в сих текстах (стихи 13 — 14) о язычниках и иудеях, святой Златоуст говорит: «и в сем опять обнаруживает превосходство язычников. Хотя иудеи и язычники взаимно служат друг другу в деле спасения, однако же неодинаково. Иудеи доставляют блага язычникам неверием своим, а язычники иудеям своею верою. Откуда видно, что язычники равняются с иудеями, даже превосходят их. Ибо что скажешь ты, иудей? Если бы не были отвержены, вас не призвали бы так скоро? То же скажет и язычник: если бы я не был спасен, в тебе не возбудилось бы ревности. А если хочешь знать, чем мы превосходим, то я спасаю тебя тем, что верую, а ты, преткнувшись, доставил мне случай прийти прежде тебя».

Выставляется здесь причина заботы святого Павла о спасении иудеев. Предполагается некто спрашивающим: чего ради ты, святой Павле, так заботишься об иудеях, говоря: аще како раздражу и спасу некия от них? Зачем такой подвиг? Нельзя, говорит, иначе, нельзя не заботиться и не подвизаться о них; понуждает меня к тому то, что если отложение их примирение миру и прочее. То есть — если то, что они отвергли веру и за то отвергнуты были сами, послужило к тому, что Бог примирил Себе мир (языческий) и разрушил средостение древней вражды, то сколько добра, и добра предивного, произойдет, когда они приложатся к вере и спасены будут? Если преткновение их послужило во спасение миру, — что будет, скажи мне, кто может, когда они восстанут, обратятся к вере и приняты будут Богом в прежнюю милость? Что другое, говорит, разве воскресение из мертвых? (см.: Фотий у Экумения). Можно приложить к сему сказанное блаженным Феодоритом: «ежели, говорит Апостол, и когда не веровали они, язычники приняты и освобождены от прежнего неведения; то явно, что если бы все они захотели уверовать, ничему иному не оставалось бы совершиться, как воскресению мертвых. Сие сказал и Господь: и проповестся сие Евангелие Царствия у всех народов во свидетельство им; и тогда приидет кончина (ср.: Мф. 24:14)».

Святой Златоуст обращает внимание на то, что неверие иудеев не причина веры язычников, а только повод, равно как уверование всех язычников не будет причиною принятия иудеев, а только поводом: причина же всего вера. Не будь веры у язычников, сколько бы ни отвергаемы были иудеи, не было бы от того для них никакой пользы, и наоборот. Он говорит: «не дивись, что Апостол приписывает иудеям случившееся по нужде (то есть принятие язычников, помимо воли иудеев). Ибо он так ведет речь, чтоб одних смирить, а другим подать совет. Между тем если б иудеи тысячу раз были отвергаемы, язычники же не показали веры, то последние никогда бы не спаслись. Сказанное Апостолом значит: ежели Бог, прогневавшись на иудеев, оказал столько милости другим, то чего не дарует, примирившись с ними? Но как воскресение мертвых не от принятия их, так не от них же нынешнее наше спасение. Напротив, они отвержены за свое неверие, а мы спасены своею верою и благодатию свыше. И все это не может принести им ни малой пользы, если не покажут надлежащей веры».

Примешение, φύραμα, — тесто замешенное. Когда замешивают тесто для хлебов, сначала основу полагают, от которой зависит и хорошая замесь, и хороший всход или вскисание теста. Потом подсыпают муки и месят, пока тесто придет в должную меру. Если основа заложена как должно, то хлеб выйдет хороший, а если в основе что-либо неисправно, неисправен будет и хлеб. Апостол называет ее начатком и говорит, что если он свят, то и все примешение, или вся замесь, свята. Начаток для хлебной замеси то же, что корень для ветвей. Кого же разумеет здесь Апостол и для чего сказал это? Разумеет под начатком и корнем родоначальников Израиля, Авраама, Исаака, Иакова, а под примешением и ветвями — весь народ израильский и утверждает, что если родоначальники святы, как и действительно святы и во славе суть у Бога на небеси, то и вся масса народа свята. Сказал же сие Апостол для того, чтобы внушить: вся масса народа должна быть свята, — такою она заложена в родоначальниках и такою быть предназначена и способна. Почему, видя теперь не верующих из иудеев, не думай, что они так и останутся; придет время, уверуют и они и святы станут. А такое удостоверение представляет он в подтверждение того, что не тщетно его пред сим высказанное ожидание, что они приняты будут, после чего откроется и славное Царство Божие по воскресении мертвых; не тщетны потому труды его над тем, чтоб обращать поскорее язычников и тем способствовать скорейшему обращению иудеев и скорейшему открытию Царства Божия. Простирая же мысль свою в далекое будущее, Апостол, конечно, не выпускал из внимания и бывших налицо иудеев и предложенным приточным изречением хотел, может быть, тоже раздражить их к вере, говоря как бы: вот к чему вы назначены! Чего же ждать? Обращайтесь скорее и вступайте в чин святых, чтобы не оставаться долго в отчуждении от корня своего святого. Блаженный Фотий у Экумения говорит: «ежели с начатком и корнем — святыми — необходимо быть святыми замеси (хлебной) и ветвям, а иудеи не святы (по причине неверия); то очевидно, что они состоят в отпадении от родового корня своего — Авраама». К чему сам Экумений прибавляет: «называя их святыми, он располагает их к вере, говоря как бы: вы пригожи и подобающи для веры, одного только недостает у вас — желания веровать».

Дошедши до: аще корень свят, то и ветви, — Апостол строит теперь на сем свое внушение уверовавшим язычникам — быть смиренными, как предположил, и делает это вот как: сказавши: аще корень свят, то и ветви, — подал мысль, что народ иудейский всею массою свят, а между тем налицо были многие из них неверовавшие и, следовательно, несвятые. Это не могло не возбудить вопроса уверовавших язычников: как же так? ветви не все святы; как видим, Апостол уже, хотя не ясно, предрешил этот вопрос в словах: кольни паче исполнение — и: что приятие разве жизнь из мертвых? То есть будут святы и они, или — в возможности они уже святы. Потому не повторяет того теперь, но, соглашаясь с возражателями относительно иудеев, переносит взор свой на них самих и их самих располагает на себя больше обращать внимание, чем на иудеев, говоря как бы: пусть некоторые отломились, ты на этом не упирайся глазами своими, а на себя более смотри. Они отломились, а ты прицепился. Оставь ты отломившихся; их устроит Бог по благоволению Своему. А все внимание свое устреми на то, к чему тебя обязывает сие прицепление и как тебе следует держать себя, чтоб и самому не отломиться подобно им.

Дав такой оборот мысли, Апостол пространно научает потом верующих язычников смирению и опасливости. Но, излагая сей урок, он вносит такие речения, которые, смиряя язычников, не могли не затрагивать и иудеев неверовавших; так что нельзя не предположить, что он при этом и их имел во внимании, не раздражит ли кого и этою речью и не привлечет ли тем к вере.

Ты, язычник, дикая маслина, у которой и соки были дурны, и плоды негожи для употребления, прицепился теперь к доброкачественной и добро-плодной маслине, не извнутрь ее произрос, а совне прицепился, — будто хочет сказать: приклеен и непрочно сидишь; прицепился ты и причастен стал корня и доброкачественного сока маслины. Добрые соки чуждой тебе маслины вошли в тебя, вытеснили из тебя твои дурные соки и сделали гожим к принесению добрых плодов. У тебя нет ничего своего, все чужое. Один толковник замечает: обыкновенно прививок облагораживает соки дерева; но, как замечают древние и новые путешественники, у маслин бывает иначе: дикая маслина, привита будучи к корню, принимает в себя соки добрые. Так обновляют устаревшие маслины. Все это указания смирительные для язычника. Из них выходило: то, конечно, похвально, что ты прицепился, но тебе самому нечем тут похвалиться.

Но в этих речениях сколько содержится внушений, сильных затронуть иудея?! Эту преимущественно сторону выясняет святой Златоуст: «обрати внимание на мудрость Апостола, с какою он по-видимому говорит в пользу иудеев и придумывает для них утешение, но скрытным образом поражает их и чрез слова: корень и начаток — представляет не имеющими никакого извинения. Ибо вообрази себе негодность ветвей, которые, имея сладкий корень, не уподобляются ему, и негодность примешения (замеси хлебной), когда оно не изменяется (не всходит и не вскисает) от начатка. Аще ли нецыи от ветвей отломишася. Отломилась большая часть ветвей, но Апостол хочет утешить иудеев (что немного таких). Между тем, однако же, уязвляет их, доказывая (словом: отломишася), что они отступили от родства с Авраамом. Ибо то именно и старался сказать Апостол, что у иудеев неверующих ничего нет общего с Авраамом. Потому что ежели корень свят, а они не святы, то далеки от корня. Потом по-видимому утешая иудея, снова поражает его самым обвинением (охуждением) язычников. Ибо, сказав: аще нецыи от ветвей отломишася, — присовокупляет: ты же дивия маслина сый, прицепился ecи в них. Чем малоценнее язычник, тем более скорбит иудей, видя, что он наслаждается его достоянием. Язычнику же не столько приносит стыда его малоценность, сколько чести его перемена. И заметь мудрость в словах Апостола, — не сказал: ты посажен — но: прицепился ecи, — чем опять язвит иудея и показывает, что язычник стал на древе, вместо иудея, а иудей лежит на земле. А потому не остановился на этом и, сказав: прицепился ecи, — не кончил тем речи, хотя все уже высказал; напротив, продолжает описывать благоденствие язычника и распространяется в изображении чести, говоря: и причастник корене и масти маслинным сотворился ecи. Хотя по-видимому поставляет язычника на степени чего-то придаточного (смиряет его); однако ж показывает, что он от сего не терпит никакого вреда, а имеет все, что свойственно ветви, происшедшей от корня. Дабы из слов: ты же прицепился ecи — нельзя было заключить, что язычник унижается пред природною ветвию, смотри, как Апостол уравнивает его, говоря: и причастник корене и масти маслинныя сотворился ecи, — то есть достиг того же благородства, принял ту же природу (этим поражает иудея). Потом, когда вразумляет и говорит: не хвалися на ветви, — по-видимому утешает тем иудея, в самом же деле показывает его малоценность и большее бесчестие. Посему не сказал: не хвалися, — но: не хвалися на ветви, — не превозносись пред ними, как пред отломленными. Ты поставлен на их место и пользуешься тем, что им принадлежало. Видишь ли, как по-видимому укоряет язычников, а в самом деле уязвляет иудеев».

Не хвалися на ветви — не возносись над этими отломившимися ветвями, не унижай их и не потешайся над ними, видя, в какую беду ввергло их неверие. «Этого, как заметил Амвросиаст, не должно было делать и по общему правилу Премудрого, по коему не следует радоваться преткновению другого, потому что это не угодно Господу (см.: Притч. 24:17-18). Но Апостол в побуждение к тому приводит то самое, как язычники приведены в такое состояние, что им можно, хоть с грехом, похвалиться над иудеями, именно то, что хотя они лучше стали отломившихся ветвей, но все же суть ветви на чужом корне, а не особое дерево с своим корнем. Не ты, говорит, корень носиши, но корень тебе, — то есть ты не имеешь сам в себе никакой твердости и все у тебя чужое, почему нечем тебе похвалиться».

Аще ли хвалишися, — если приходит тебе искушение похвалиться, то, надо дополнить, «рассуди, что корень тебя носит, а не ты носишь корень и что ты имеешь в нем нужду, а не он в тебе» (блаженный Феодорит), и пройдет искушение, прогонишь тем зачинающуюся самопохвальбу. Этим смиряет Апостол язычников. «Но, как замечено, придумывая некую слабую тень утешения для иудея, он даже тем самым, что укоряет язычников, наносит благовременный удар иудеям. Сказав: не хвалися — и: аще же хвалишися, — дал разуметь иудею,что совершавшееся достойно того, чтоб им похвалиться, хотя и не должно тем хвалиться; а сим возбуждает и поощряет его к вере, представляет себя защитником его, показывает ему понесенный им ущерб и то, что чужие владеют его собственностию» (святой Златоуст).

Сими словами Апостол подает мысль, что род спасаемых один от начала мира, как одно древо жизни, и что никто не спасается особняком, но, если хочет спастися, должен привиться к сему древу спасенного рода, вступить в общение с его жизнию и стать едино с ним. Сей род особенным Божественным промышлением был соблюдаем в народе иудейском, а потом чрез Господа Иисуса Христа вход в него или сроднение с ним открыты всем народам. Это и Спаситель показал, когда, беседуя с самарянкою, сказал, что: спасение от Иудей есть (Ин. 4:22). Сюда же можно отнести и пророческое благословение Ноя праведного, данное Иафету: да вселится он в селениих Симовых. Симу же прежде предсказал, что в его роде пребудет род спасаемых и Господь Бог всегда будет Богом Симовым (см.: Быт. 9:26-27).

Продолжает Апостол смирять уверовавшего язычника и поражать неверующего иудея. «Представляется возражающим язычник: как мне не хвалиться, когда столько прибыло мне благ? Те отломились, а я привился и пользуюсь обетованиями, им данными, я, чуждый им и ни в каком не состоящий с ними родстве» (Экумений). Что ни слово, то поражение иудею. Что же Апостол? Хотя тут нет причинной связи, отломление одних не есть причина прицепления других; но Апостол соглашается с сею речью и говорит: добре. Так; ты видишь, вижу и я, и всякий другой видит, что сии события последуют одно за другим. Но ты не останавливайся на одном этом видимом последовании, а вникни в причину того и другого. Причина отломления иудеев не твое привитие, а их неверие, и причина твоего привития не их отломление, а твоя вера. Каждое из сих событий, одно за другим последующих, не одно в другом имеют причину, но каждое свою имеет причину. В тех неверие, в тебе вера. Сюда каждый из участвующих в сих событиях и направляй свое внимание. Ты верою прицепился, но вера дает всё даром, и никакие сторонние преимущества не берутся при сем в счет. Потому тебе нечем хвалиться. Те отломились неверием; но что легче, удобнее и подручнее веры? Ни времени особого, ни особого места, ни труда она не требует; только внутренний поворот — Богу себя предать и на Него все возложить. Потому ваше неверие никакого не может иметь извинения. «Вот опять новая похвала язычникам, низлагающая, однако ж, кичение их, и новое обвинение иудеев, могущее, однако ж, послужить им сильным побуждением к вере» (святой Златоуст).

О тех сказал: отломишася, — а этому говорит: не прицепился, — а: стоиши. Хочет сим выразить, что он твердо установился на корне и потому может быть благонадежен, если не потеряет, конечно, той силы, которою прицепился и стоит теперь: ибо тут «все не есть дело природы, но дело веры и неверия» (святой Златоуст). Поелику же как от неверия в веру, так и от веры в неверие переход удобен и может мгновенно совершиться, то Апостол и прибавил: не высокомудрствуй, но бойся. Ничего себе не приписывай и не думай о себе высоко, сподобясь великих духовных благ по благодати. Ибо тут все от Бога и самая вера от Него. Ты только согласился уверовать, самую же веру дал Бог, а по вере уже и все прочее даровано. Да и самая основа веры есть крайнее самоуничижение: я неоплатный Божий должник и осужденник; нет мне спасения ни в чем, кроме Господа Иисуса Христа; Ему и предаю себя вседушно. И вера как зачинается в сем духе самоуничижения, так и стоит им, и от него вся ревность и благопопечительность у верующих. Почему Апостол, сказав: верою стоиши, — не другое что приложил, как не высокомудрствуй, потому что в невысокомудрии и смиренном самоунижении дух веры и сила жизни по вере. Кто мало-мало начнет уклоняться в мнение о себе, у того уже начала колебаться вера, уже зародилось презорство к самому делу веры, уже пришло в движение нерадение о спасении (см.: святой Златоуст). А во всем этом какая крайняя опасность?! Почему и присовокупил Апостол: но бойся. С опасностию ходи и со всею зоркостию следи за сердцем, как бы не прокралось туда высокое о себе мнение. Ибо как только оно прокрадется, так ослабит веру, а за сим ослаблением последует надломление, а от надломления недалеко до отломления, а в этом пагуба. Бойся высокоумия, как огня, и со всяким страхом и трепетом содевай свое спасение.

Естественными ветвями называет иудеев, происшедших от патриархов, родоначальников их, которым и роду которых даны обетования. Обетования и на сей род простерты под условием, если лица, составляющие его, пребудут в одном с патриархами-родоначальниками духе веры Богу и покорности Его велениям. Так это и есть: которые уверовали и послушали Евангелия, те причастны, как видите, обетованиям и состоят в милости Божией, как и отцы их, а которые не веруют и упорно противятся воле Божией в сем, те лишены обетовании и исключены из рода отцов своих, потому что они стали не одного духа с сими отцами. Не посмотрел Бог на то, что они происходят от таких великих отцов и такого благословенного рода, а отверг их, когда они неверием своим сделались недостойными милости. Ибо у Бога нет лицеприятия. Кто чего стоит, тот сообразно с тем и получает, — или милость, или непощадение. Вот, ты, язычник, уверовавший и за то принятый в благословенный род Божий, род людей спасаемых; рассуждай и держи в мысли, что если Бог за неверие отверг тех, род которых Он имел Своим и столь попечительно блюл доселе; то тем паче не пощадит тебя, чуждородного, со стороны принятого в род Божий, если ослабеешь в вере, или пошатнешься в ней, или будешь вести себя недостойно ее. Держи это в мысли и бойся, — бойся потерять благо, которого сподоблен, и лишиться милости Божией.

«И иудеев чуждыми корню соделало неверие, и тебя соединила с корнем и соделала причастным тука его вера. Посему надлежит не высокомудрствовать, но бояться и трепетать. Чего же? (Того, чтоб не потерять этого духа веры и за то не лишиться милости Божией.) Ибо если им не принесло ни малой пользы сродство по естеству, когда не стали они иметь одного и того же произволения (с отцами своими); тем паче ты, не сохранив благодати, соделаешься чуждым корню» (блаженный Феодорит). «И праведно. Ибо если тех, которые по преимуществам отцов своих были достойны, которым дано даже и обетование быть усыновленными Богу, Бог по причине неверия отсек; то чего не сделает Он тем, которые так возвышены без всяких преимуществ, если они поколеблются в вере или возгордятся? Они ведь почтены совсем не по достоинству» (Амвросиаст).

Мысль Апостола в словах: да не како и тебе не пощадит — та, что всеконечно не пощадит и тебя; но он выразился так нерешительно и колебательно, или в соответствие слову: бойся, — так как боязнь обнаруживается обычно нерешительными ожиданиями, не случилось бы то-то, не потерпеть бы того-то; или чтоб смягчить в слове строгость приговора (см.: Экумений), давая доразуметь его самим читающим. И святой Златоуст говорит: «сказав: аще бо Бог естественных ветвей не пощаде, — Апостол не продолжал так: и тебя не пощадит, — но говорит: да не како и тебе не пощадит. Таким образом, исключая из речи жесткие выражения и верующего заставляя быть заботливым, иудеев привлекает, а язычников смиряет».

Два пред очами твоими примера — пример благости Божией и пример Божия непощадения, то есть строгого осуждения и отвержения виновных. Не уверовали иудеи, не покорились в сем воле Божией, отпали чрез то от рода избранных сынов Божиих, — и Бог не пощадил их, не посмотрел, что они таких имеют отцов по плоти и что Сам Он столько иждил на них попечения, а как только сделались они недостойными Его благости упорным неверием своим, тотчас отверг их и лишил Своей милости. Ты уверовал смиренно и благопокорливо, — и благость Божия излила на тебя все блага, предопределенные таковым. И блага сии навсегда пребудут твоим достоянием, если ты до конца жизни будешь держать себя достойным Божия человеколюбия и чрез то пребывать в благости Божией. Но «если не будешь так поступать, то будешь отсечен и ты» (блаженный Феофилакт). Не жди пощады; пример пред глазами. Святой Златоуст говорит: «не сказал Апостол: виждь заслуги свои, виждь труды свои, — но: виждь человеколюбие Божие. Сим показывает тебе, что все совершено благодатию свыше, и приводит тебя в трепет. Самый предлог к тщеславию заставляет тебя бояться. Владыка стал к тебе милостив, потому и бойся. Как у тебя не неотъемлемы блага, если вознерадишь, так и для иудеев не неотвратимо зло, если переменятся».

Бог и милует, и отвергает, смотря по настроению произволения людей: благопокорливым являет милость, а непокорливых отвергает. Но пока мы здесь, на земле, отвержение Божие не бывает окончательным: оно всегда есть только исправительное. Отвергает Бог, чтоб самым отвержением образумить и привлечь к Себе. Как бы ни был кто отвергнут, но, коль скоро образумливается и прибегает к Богу, Он опять принимает его в милость. Так и с иудеями будет: если они бросят свое неверие и перестанут упорствовать, Бог опять примет их в род Свой, в род спасаемых, избранных и святых. Святой Златоуст говорит: «видишь ли, какова сила свободы? Какова власть воли? Ничто не неизменно, ни твое (язычник) благо, ни его (иудея) зло. Видишь ли, как Апостол и отчаявающегося иудея восставил и смирил самонадеянного язычника? И ты, иудей, слыша о строгости, не приходи в отчаяние; и ты, язычник, слыша о благости, не надейся на себя. Тебя не пощадил и отсек для того, чтобы ты пожелал возвратиться; а тебе оказал благодать для того, чтобы пребывал, и не сказал Апостол: в вере, — но: в благодати, — то есть чтобы ты делал достойное Божия человеколюбия; потому что требуется не одна вера. Примечаешь ли, как Апостол не дает падшим лежать, а другим высокомудрствовать; напротив, первых еще возбуждает к соревнованию, из примера язычников показывая иудею возможность снова стать на месте язычника, так как язычник предзанял место иудея? Язычников, дабы они не превозносились пред иудеями, устрашает примером иудеев и тем, что с ними случилось; а иудею внушает смелость тем, что сделано для еллина. И ты будешь отсечен, говорит Апостол язычнику, если вознерадишь. Иудей отсечен, но он прицепится, если потщится, потому что и ты прицепился. И весьма мудро поступает Апостол, что обращает всю речь к язычнику и, по всегдашнему своему обыкновению, нанося удар сильнейшим, исправляет тем слабейших. — Потом, дабы ряд его умозаключений не мог быть оспариваем, берет доказательство от всемогущества Божия. Хотя иудеи отсечены и отвержены, хотя другие заступили их место, но им не следует, при всем том, отчаяваться. Силен бо есть Бог, говорит, паки прицепити их. Бог силен произвесть и то, что сверх надежды. Но если требуешь опытных доводов, то на себе самом имеешь самый достаточный пример».

Объясняет возможность прицепления иудеев, отпадших от древа спасаемых, прицеплением к нему не принадлежавших ему язычников. Всё от веры, а вера от произволения. Примут иудеи веру, и прицепятся. «Ежели вера возмогла произвесть, что не по природе, тем паче произведет, что по природе» (святой Златоуст). Дикою маслиною называет весь род язычников, потому что они не были воспитываемы, как воспитываемы были иудеи, не имели ни закона, Богом данного, ни Пророков, Богом посылаемых, ни особых не испытали промыслительных Божеских действий. Росли, как растет дикая маслина, не воспитываемая искусным садовником. Почему не имели в себе ничего особенного Божеского, кроме того, что вложено в естество: и, однако ж, привились благодатию по вере. У иудея же, хотя он не верует еще, все же остаются следы того особенного Божеского, что дано и явлено было его предкам, — у него закон и Пророки. Следовательно, он имеет в себе много сродного с началами веры. Почему тем скорее может обратиться, когда захочет. Блаженный Феодорит пишет: «если ты, будучи дикою маслиною (потому что не было у тебя ни закона возделывающего, ни Пророков, орошающих, очищающих и прилагающих надлежащее о тебе попечение), отделен от злочестивых предков и родственников, соделан же причастником Авраамовой веры и хвалишься, что Авраам — твой корень, отец и праотец, не по естественному закону, но по щедрости Божией: тем, конечно, законнее и естественнее иудеям, уверовав, быть присоединенными к собственному их корню. Сие же говорит Апостол, и уверовавших из язычников научая скромности, и неверовавших из иудеев привлекая ко спасению». Пространнее излагает такое внушение святой Златоуст, обращая речь свою к неверующему иудею: «ты, если захочешь возвратиться, утвердишься не на чужом, как язычник, а на собственном корне. Итак, будешь ли достоин какого-либо извинения, когда для язычника стало возможным, что не в его природе, а ты не возможешь сделать того, что в твоей природе, и, напротив, погубишь природное? Поелику же Апостол сказал (о язычнике): чрез естество — и: прицепился ecи, — а из сего мог бы ты заключить, что язычник получил нечто большее; то он устраняет такое заключение, говоря, что и иудей прицепится. Кольми паче сии, говорит он, иже по естеству, прицепятся своей маслине; и еще: силен Бог прицепити их; и выше сказал: аще не пребудут в неверствии, прицепятся. Когда же слышишь, что Апостол часто употребляет выражение: чрез естество — и: по естеству, — не заключай из того, что он разумеет здесь непреложную природу; напротив, сими наименованиями означает он как сообразное и соответственное, так и несообразное природе. Добрыми и злыми бывают не естественные действия, а только действия воли и свободы».