Егда же. Когда же это? После Собора Апостольского, когда с апостолом Павлом был еще и святой Варнава. Прямее всего это падает на время пред вторым Апостольским путешествием святого Павла: ибо после этого Варнавы уже не видно с апостолом Павлом. Следственно, это было скоро после того Собора, в промежуток времени между ним и вторым путешествием святого Павла. Но было ли тут время? Было В Деяниях повествуется, что посланные с апостолом Павлом и Варнавою Иуда и Сила пребыли тамо время (ср.. Деян. 15:33) Затем, когда Иуда возвратился в Иерусалим, а Сила остался в Антиохии, Павел и Варнава живяху во Антиохии, учаще и благовествующе слово Господне (ср : Деян. 15:35). По некиих же днех Павел предлагает Варнаве идти опять на проповедь Из этого заключить должно, что от Собора до этого момента прошло довольно времени, в которое мог прийти в Антиохию и святой Петр Иные относят это ко времени после второго Апостольского путешествия святого Павла, с которого возвратясь он пробыл в Антиохии время некое (Деян. 18:23) Но в таком случае надо привлечь туда и Варнаву из Кипра: лишнее предположение, без которого можно обойтись при первом мнении. Настаивать, впрочем, на точнейшем определении времени не настоит нужды, потому что оно не может иметь влияния на смысл сказания. В лице ему противостах — или тотчас, как заметил соблазн, или с твердостию, без потворства, не спуская ему ради того, что он из старших, или то же, что ниже: пред всеми, — то есть не отлагая, чтоб сказать о том наедине. Того требовало благо Церкви. Яко зазорен бе, κατεγνωσμενος ην,— зазрен бе; что заставляет думать, что он зазрен не апостолом Павлом, а другими,— антиохийскими христианами из язычников. «Не сказал: подвергся зазрению от меня, но: зазорен бе,— разумея зазрение от других. А если бы и сам Павел зазирал его, то не убоялся бы сказать сего» (святой Златоуст). «Не зная причины, некоторые зазирали его» (блаженный Феофилакт) «Не Павлом зазрен, знавшим, почему так делал Петр, но теми, кои не знали эгого и думали, что он в самом деле лицемерит» (Экумений). За что же был зазрен святой Петр? За то, что прежде трапезовал с христианами из язычников, а потом отстранялся от них.

Егда же. Когда же это? После Собора Апостольского, когда с апостолом Павлом был еще и святой Варнава. Прямее всего это падает на время пред вторым Апостольским путешествием святого Павла: ибо после этого Варнавы уже не видно с апостолом Павлом. Следственно, это было скоро после того Собора, в промежуток времени между ним и вторым путешествием святого Павла. Но было ли тут время? Было В Деяниях повествуется, что посланные с апостолом Павлом и Варнавою Иуда и Сила пребыли тамо время (ср.. Деян. 15:33) Затем, когда Иуда возвратился в Иерусалим, а Сила остался в Антиохии, Павел и Варнава живяху во Антиохии, учаще и благовествующе слово Господне (ср : Деян. 15:35). По некиих же днех Павел предлагает Варнаве идти опять на проповедь Из этого заключить должно, что от Собора до этого момента прошло довольно времени, в которое мог прийти в Антиохию и святой Петр Иные относят это ко времени после второго Апостольского путешествия святого Павла, с которого возвратясь он пробыл в Антиохии время некое (Деян. 18:23) Но в таком случае надо привлечь туда и Варнаву из Кипра: лишнее предположение, без которого можно обойтись при первом мнении. Настаивать, впрочем, на точнейшем определении времени не настоит нужды, потому что оно не может иметь влияния на смысл сказания. В лице ему противостах — или тотчас, как заметил соблазн, или с твердостию, без потворства, не спуская ему ради того, что он из старших, или то же, что ниже: пред всеми, — то есть не отлагая, чтоб сказать о том наедине. Того требовало благо Церкви. Яко зазорен бе, κατεγνωσμενος ην,— зазрен бе; что заставляет думать, что он зазрен не апостолом Павлом, а другими,— антиохийскими христианами из язычников. «Не сказал: подвергся зазрению от меня, но: зазорен бе,— разумея зазрение от других. А если бы и сам Павел зазирал его, то не убоялся бы сказать сего» (святой Златоуст). «Не зная причины, некоторые зазирали его» (блаженный Феофилакт) «Не Павлом зазрен, знавшим, почему так делал Петр, но теми, кои не знали эгого и думали, что он в самом деле лицемерит» (Экумений). За что же был зазрен святой Петр? За то, что прежде трапезовал с христианами из язычников, а потом отстранялся от них.

Так святой Петр стал отстраняться от язычников, с целию избежания соблазна любителей иудейства и сохранения мира в Церквах. Вышло же иначе. Первым следствием этого было разделение в Церкви Антиохийской. Иудеи, внушениями святого Павла слившиеся в сей Церкви с язычниками, увлекшись примером Петра, стали теперь отделяться от них. Лицемеришася с ним и прочии Иудеи, говорит святой Павел. Они не знали намерения святого Петра и, только подражая ему, отделялись от язычников. Но им могло прийти на мысль: уж в самом деле не следует ли держать себя вдали от язычников? Это не могло не колебать их прежнего убеждения, что средостение, разделявшее иудеев и язычников, уже рушилось. Таким образом труды апостола Павла делались тщетными. У него была одна забота: из иудеев и язычников слить одну Церковь, в которой не было бы следов ни иудейства, ни язычества, а царствовало одно христианство и все верующие жили в одном духе о Христе Иисусе. Образцовая в этом отношении Церковь была Антиохийская, на образование которой употреблено им столько трудов. — И вот, однако ж, у него на глазах в этой Церкви совершился опасный раздел. Каково было апостолу Павлу видеть это,— особенно когда и Варнава пристал к лицемерству прочих, этот сотаинник Павлов, в одном духе с ним действовавший здесь и в других местах, насадивший вместе с ним не одну Церковь, свободную от иудейства?! Поступок святого Варнавы с первого раза кажется очень непонятным. Но в нем ничего нет особенного: он действовал в том же духе, как и святой Петр и как в других случаях действовал сам святой Павел. Он пристал к святому Петру, не видя еще, как будет действовать святой Павел, и не ожидая каких-либо последствий, вредных делу Евангелия. Но иначе взглянул на это обстоятельство святой Павел Он ясно видел истекавший, из этого образа действования, вред благосостоянию Церкви. Одно разделение уже было вредно. Но, кроме того, могли произойти колебания в убеждениях самих христиан-язычников. Они могли подумать: что же это мы стали будто отверженные? Но из этого одни могли выводить такое заключение: если для общения нужно иудействовать, то и мы готовы, — а другие: если нужно для общения иудействовагь, а мы иудействовать ни за что не согласимся, то остается обратиться к старым языческим верованиям Святой Павел не говорит, чтоб поступок Петра произвел такое действие на христиан из язычников; но возможность его очень вероятна. Всячески не мог же он остаться безо всякого на них влияния. Амвросиаст полагает, что когда святой Петр, прежде живший с язычниками по-язычески, вдруг стал чуждаться их ради тех пришедших ревнителей закона, то и христиане-язычники поставлены были тем в недоумение, какой же образ действования прав? Если справедливость требовала иудействовать, то сам он оказывается нарушителем ее, когда с ними жил по-язычески. Если же лучше или праведно было жить просто, как они, то их расстроивало начавшееся у него теперь пренебрежение к ним. Как бы, впрочем, ни истолковывать все это, видно было, что благонамеренный поступок святого Петра оказался вредно подействовавшим на христианское общество антиохийское. Это и вызвало святого Павла на выяснение истины для восстановления нарушившегося было порядка.

Егда видех. Прежде всех увидел; потому что ему удобнее было это видеть Если бы святой Петр увидел этот вред сам, то, конечно и без напоминания, перестал бы действовать так, как считал благотворным действовать; за ним перестали бы и прочие, и дело уладилось бы само собою. Но что увидел святой Павел? Что не право ходят ко истине благовествования. Мысль здесь не та, что не по-Евангельски живут, а та, что действуют так, что образ их действования оказывается неблагоприятным для успехов благовествования. Кто хочет, чтобы благовествование шло и распространялось успешно, тот не станет так действовать Вы поступаете так, что этим подрываете успехи Евангелия. В этом ваша неправость. Благоразумное мероприятие уже не благоразумно, коль скоро оказывает действия, совсем противоположные ожидаемым. Рекох Петру. Святой Павел говорит апостолу Петру ради того, что с него началось отчуждение от язычников и что, следовательно, если он перестанет отчуждаться от них, за ним перестанут и другие. И потому еще так могло быть сделано, что, если б святой Павел обратился к другим, те могли бы думать, что святой Петр за них, и смело стали бы возражать; теперь же, видя, что обличается Петр и молчит, должны были и они молчать и покориться слову святого Павла. Святой Златоуст пишет, что святой Павел затем обращается к Петру, чтобы из сделанного ему выговора познали истину уверовавшие из иудеев. Ибо, если бы Павел обратил свое обличение на самых верующих из иудеев, они с презрением и негодованием отвергли бы его обличение; ибо еще не научились много уважать его. Теперь же, видя молчание обличаемого своего учителя, они не могли ни презирать его, ни противоречить тому, что он говорит. Он говорит ему пред всеми, ради того, что и поступок его, вызвавший замечание, был совершен пред всеми, и особенно потому, что для всех и полезно, и нужно было держать в мысли и сердце то, что он имел сказать. «Что он сказал пред всеми, нужда заставила, чтоб это укорение послужило целительным врачевством для всех. Ибо не было полезно дело, явно причинившее вред, исправлять тайно» (блаженный Августин). «Для того сказал пред всеми, чтобы устрашить слушающих» (святой Златоуст) «Как те, кои с здоровыми ногами делают вид, что хромают, всё же порока в ногах не имеют, а прихрамывают по какой-либо другой причине; так и Петр, зная, что обрезание и необрезание ничтоже есть, но соблюдение заповедей Божиих, ел прежде с христианами из язычников; потом же на время отстранился от них, чтобы не оттолкнуть от веры иудеев. Почему и Павел в том же духе противостает ему и говорит пред всеми, не с тем, чтобы обличить Петра, но чтоб те, коих ради лицемерился Петр, исправились или чтоб у иудеев гордости сбить, а язычников не допустить до отчаяния» (блаженный Иероним). Аще ты Иудей сый, язычески, а не иудейски живеши, почто языки нудиши иудейски жительствовати? Святой Павел обращается к тому, что пред сим было, и в этом берет основу для своего замечания. Святой Петр, возросший в узах иудейских постановлений, вступив в общество христиан из язычников, дал себе полную свободу от сих стеснений, не соблюдая обычных у иудеев правил, которыми определялись у них отношения к язычникам. Святой Павел говорит как бы: себе, бывшему несвободным, ты дал свободу от иудейства, а язычников, не знавших этой связы (узы), ты нудишь иудействовать. Сущность укора не в том, что он стал с иудеями иудей, а в том, что этим язычников нудил иудействовать. Как? Примером своим, который в нем имел силу убеждающего слова и даже закона. Видя себя отчужденными и желая сохранить общение с высокочтимым лицом, они готовы были или приходили к мысли подчиниться игу закона. Таким образом, убеждения, посеянные там святым Павлом у иудеев и язычников, колебались, и чистота Евангельской истины была в опасности принять в себя извращавшее ее примешение. Приведу отеческие на этот случай мнения, которые впечатлительно истолковывают значение его. Блаженный Августин пишет: «Петр укорен был Павлом не за то, что соблюдал иудейские обычаи, но за то, что (этим соблюдением) и язычников понуждал к тому же. — Отделяясь от язычников в угодность тем, кои считали необходимым для спасения соблюдение иудейских постановлений, он давал вид, что считает необходимым наложить иго работы законной и на язычников. Это видно из самых слов, которыми он укорен. Ибо святой Павел не говорит ему зачем ты опять возвратился к иудейским обычаям, — ты, который, будучи иудей, язычески, а не иудейски живешь, — но: зачем язычников нудишь иудействовать?» Блаженный Иероним полнее выражает ту же мысль: «теснит Петра неопровержимым доказательством или, лучше, в лице Петра тех, которые понудили его к таким противоречивым поступкам. Если, говорит, ты, Петр, по естеству иудей, в младенчестве обрезанный и все предписания закона соблюдавший, ныне по благодати Христовой, зная, что все это ничтоже есть само по себе, а было только образом грядущих благ, стал с верующими язычниками вкушать пищу с полною свободою, без смущения, то как же ты, отстраняясь теперь от них, как будто от нечистых, понуждаешь их иудействовать? Ибо если нечисты те, от которых отстраняешься, а отстраняешься ради того, что они не обрезаны, то этим заставляешь их обрезаться и стать иудеями, между тем как сам ты, будучи иудей, по-язычески живешь. Павел выставляет причиною своего восстания против Петра то, что он своим лицемерством (благонамеренным) понуждал язычников иудействовать; ибо они располагались подражать ему». Святой Златоуст обращает внимание на другую сторону дела, именно на то, что святой Павел стоит за язычников, а в виду имеет вразумление иудеев, и притом не прямо их самих, а в лице святого Петра. «Что имеет в виду святой Павел, говоря сие? Хочет сделать более удобоприемлемым и выносимым свое обличение. Ибо, если бы сказал так: худо ты делаешь, что соблюдаешь закон, тогда иудеи обвинили бы его в дерзости против учителя. Теперь же, обвиняя его за своих учеников, сим сделал удобоприемлемее речь свою, и не сим только, но и тем, что, оставив всех других, обратил все обличение против одного апостола Петра. Аще ты, говорит, Иудей сый, язычески, а не иудейски живеши,— почти так говоря: вы подражаете своему учителю, а и сам он, будучи иудеем, живет по-язычески. Но ясно не сказал сего потому, что совета его не приняли бы; а открывает мысль Петрову под видом выговора за язычников Также, если бы он сказал: для чего ты обратившихся из иудеев принуждаешь опять жить по-иудейски? — слова его были бы гораздо невыносимее; теперь же, как бы принимая сторону учеников из язычников, а не из иудеев, сим самым исправляет сих последних. Ибо обличения и укоризны принимаются легче и скорее, когда бывают не слишком строги. Из язычников же никто не мог жаловаться на Павла, потому что он говорил против иудеев. А все сие устроил во благо Петр своим молчанием, приняв на себя вид лицемерия, дабы освободить иудеев от действительного лицемерия». Молчание святого Петра заставляет предполагать в нем такие мысли в ответ святому Павлу: если так, если те, верующие язычники, точно соблазняются и выводят из моего поступка, будто для спасения должно иудействовать, то ты прав, я не должен так поступать. Я согласен с тобою в том, что этого средостения — иудейства — не должно быть между верующими. Речь святого Павла не произвела разрыва. Святой Петр видел правоту ее и остался в добрых отношениях к святому Павлу, как сам о том свидетельствовал (см.: 2 Пет. 3:15). Мирное принятие Павлова слова показывает, что он говорил то же, что было на сердце у самого Петра. И может быть, он рад был случаю такого впечатлительного вразумления тех ревнителей, с которыми в Иерусалиме говорить и управляться было очень затруднительно. Блаженный Феодорит пишет: «великий Петр молчанием подтверждает Павловы слова, как бы так говоря уверовавшим из иудеев и бывшим тогда с Апостолами: справедливо укоряет меня Павел, невозможно и противоречить словам его. — А что Петр, имея в виду пользу слушающих, остался доволен словами Павловыми,— это явно для всякого. Итак, поелику один укорял, а другой принимал это в молчании; то сим уготовлялось врачевство, полезное для уверовавших и из иудеев, и из язычников. Написал же сие Божественный Апостол галатам, давая тем знать, что великие и первые Апостолы, по немощи иудеев, дозволяли иногда хранить закон, но не всегда так поступали». Отношение этого случая к галатам выясняет и святой Дамаскин, показывая, как напоминание о том соответствует целям Послания. «Этим обстоятельством святой Павел мимоходом научает галатян благодушно принять и к ним обращенный укор. Ибо, если Петр, будучи из иудеев, подвергшись укору за то, что других располагал иудействовать, спокойно принял сей укор, как дело уместное и хорошее; тем паче галаты, будучи из язычников, и после уверования во Христа склонявшиеся к игу закона, будучи укоряемы за то, должны благодушно принять этот укор». «Как любовно принял святой Петр этот укор спасения ради стада Христова! — говорит Августин. — Укоряемый был более дивен, чем укоряющий Вот пример для подражания, — пример смирения, которое есть высочайшая добродетель христианская. Им преимущественно хранится взаимная любовь, которой ничто скорее не разоряет, как гордость».

Мы — мы с тобою, Петр, если относить только к святому Петру речь, или со всеми бывшими там иудео-христианами, или вообще не с этими только, но со всеми иудеями, уверовавшими во Христа. Видно, что святой Павел отвлекает мысль от Петра и речь направляет на тех, кои привязаны еще были к закону и исполнение его считали необходимым для спасения. — Естеством Иудеи — иудеи по рождению и происхождению, а не после рождения принявшие иудейство. Отцы и праотцы наши — иудеи. И родились, и воспитаны мы в иудейском законе. Иудеи — народ Божий, Богом избранный в часть достояния, Им хранимый и руководимый, народ, которому Сам Бог указал истинный путь угождения Ему и снабдил всеми средствами оправдания пред Ним, следовательно, народ святой, назначенный к святости и приспособленный к достижению ее. — А не от язык грешницы. Грешник тот, кто заповедей Божиих не исполняет, нарушает закон Божий. Но здесь язычники грешниками называются по противоположности их иудеям, как не знающие истинного Бога и поклоняющиеся не по естеству сущим богам и как не имеющие закона, который показывал бы им, как быть праведными пред Богом, и потому допускающие среди себя много срамных дел, Богу противных, которых они, однако ж, и грехами не считали, которые одобряются даже их религиею Выставляя такую противоположность, Апостол наводит на такие мысли, что если язычники — грешники, то иудеи — не грешники; и далее’ если иудеи естеством не грешники, то язычники естеством грешники, то есть иудеям на роду написано быть святыми, а язычникам — погрязать в грешности,— так что между иудеями грешность есть исключение, а у язычников негрешность была бы исключением. Так вот каковы мы! — говорит как бы святой Павел. И нечего бы нам искать иных путей спасения и оправдания пред Богом. Пусть бы искали его язычники.

И однако ж, уведевше, — очевидно узнав, осязательно убедившись, — отчасти и из собственного опыта, а главным образом из откровения во Христе Иисусе, яко не оправдится, не может стать или сделаться праведным, не может достигнуть праведности и святости человек всякий, не мы только, иудеи, но и всякий человек, который стал бы на нашем месте, не может стать праведным и святым от дел закона, посредством дел закона, при самом строгом исполнении предписаний закона, определявших внешний строй нашей религиозной жизни, которые хотя и освящали к плотской чистоте, но совести не успокоивали и сил противустояния греху не давали, — но токмо верою Иисус Христовою, только верою во Иисуса Христа, обетованного Избавителя, Который, смертию Своею удовлетворив правде Божией и Духа Святаго во освящение нас ниспославши нам от Отца, сделал то, что всякий верующий в Него и Ему последовать решившийся и отпущение грехов получает, и силою свыше облекается на противостояние греху и творение всякой правды, ради веры в Него и решимости быть Ему во всем верным до положения живота, — узнавши всё это, и мы, иудеи, которым Самим Богом показаны были все чины оправдания, до времени имевшие силу, теперь же обветшавшие уже, во Христа Иисуса веровахом, — уверовали во Христа, оставя закон, ко Христу прибегли, на Него возложили все упование спасения, да оправдимся от веры Христовой, — в том убеждении, что Он и грехи наши все простит, и даст нам силу стяжать внутреннюю правоту, в мыслях, чувствах и расположениях, которая одна делает правыми пред Богом, — а не от дел закона, которые доставляют только внешнюю правость, оставляя сердце в прежней, ветхой неправости: зане не оправдится от дел закона всяка плоть. Ибо дела закона до этой внутренней правоты пред Богом никого не доводили и довести не могут. Не дано им от Бога, их определившего, такой силы.

Во всей речи этой мысль одна: закон не приводит нас к праведности; почему, уверившись, что ее может подать только Иисус Христос, мы, оставя закон, прилепились к Нему верою. Но святой Павел разнообразно выражает ее, чтоб сильнее напечатлеть ее в памяти Три раза напоминает о бессилии закона доставить праведность и три раза указывает истинный источник праведности, святости, спасения в Господе Иисусе Христе чрез веру в Него. Так полна была душа его этим убеждением и так ревновал он передать его в души других! При всем том есть здесь стороны, требующие объяснения.

Что разумеется здесь под законом? Внешний чин, которым определялся строй нравственно-религиозной жизни иудейского народа — обрезание, субботствование, праздники, жертвы, омовения, окропления и подобное. Этот чин отособлял иудеев от всех других народов и составлял их исключительную собственность. Расположения, входящие в состав благочестия и добронравия, каковы: страх Божий, упование на Бога, сострадание, благотворительность, терпение, воздержание, трудолюбие и подобное, — были общи всему роду человеческому, а не одним иудеям принадлежали. Они здесь и не разумеются под законом. Что точно здесь под законом разумеется внешний чин иудейской жизни, видно из того, из-за чего началась речь. Речь началась из-за того, что святой Петр сначала оставил было все чины и порядки, отособлявшие его от необрезанных, и жил свободно с ними, а потом, когда пришли строгие ревнители о соблюдении сих чинов, он отшатнулся от необрезанных и опять подчинился чинам, отособлявшим от них вместе с теми ревнителями отособления. Тут, следовательно, действующими причинами были закон обрезания, необщение в пище с необрезанными. Их прямо и разумел святой Павел, — и, наряду с ними, все подобные законы, определявшие внешний порядок иудейской жизни: ибо обрезание одно обязывало уже ко всем ним, равно как необрезание делало свободным от них. Что в 14-м стихе апостол Павел называет: иудейски жить, — это значит: жить, строго соблюдая все порядки, характеризовавшие иудейскую жизнь; жить же язычески — значит жить не подчиненным сим порядкам. Эти порядки составляли средостение, отделявшее иудеев от язычников. Святой Павел все усилия свои обращал на то, чтоб разорить это средостение и из иудеев и язычников слить одну нераздельную Церковь, как одно тело Христово.

Так разумеют здесь закон все древние толковники. Блаженный Феодорит пишет: «необходимому в законе поучала сама природа; таковы заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не крадь, не свидетельствуй ложно на ближнего, почитай отца твоего и матерь твою и другие подобные; заповеди же о субботе, об обрезании, о прокаженных, о жертвах, о кроплениях составляли собственность закона; ибо им не научала природа Поэтому все сие называет Апостол делами закона». — Святой Златоуст хотя не говорит так определительно, что разумеет он под законом, но во всем толковании этого отделения Послания, где приходилось говорить о законе, он поминает только об обрезании, субботе и жертвах; и, следовательно, разумеет под законом то же самое, что прямо выразил Феодорит. Вслед за ними так понимают закон и все другие древние толковники.

Таким образом, не следует здесь разуметь под законом нравственный закон, правила благочестия, добронравия и все добрые дела. Это понимание противно прямому смыслу этого отделения и всему тому, о чем пишет святой Павел во 2-й главе. Ибо и на Соборе в Иерусалиме трактовали о внешних иудейских чинах, и случай с апостолом Петром был из-за внешних чинов. Когда Апостолы Собора писали антиохийцам, что они решили ничего не возлагать на верующих из язычников, кроме известных ограничений; то, конечно, не то разумели, что дают им полную свободу от всех правил благочестия и добронравия, но что не обязывают их к исполнению каких-либо законов иудейской внешней жизни, начиная с обрезания (см.: Деян. 15:24).

Что значит здесь оправдание? По общему смыслу оправдаться — значит представить уважительные причины, по которым законно с кого-либо снимается взводимая на него вина, и он объявляется правым. В этом смысле оправдание пред Богом не может иметь места. Между людьми возможно, что на иного взнесут вину, которой за ним нет, и ему стоит только объяснить дело, чтоб явиться невинным. Но пред Богом мы все виновны самым делом, и ради греха прародительского, и ради собственных своих грехов. Никаких извинений не можем мы представить в свое оправдание, и ничего не можем мы сделать, чем бы могли загладить вину свою. Как же быть? Так бы и оставаться нам всегда под судом правды Божией, если бы благость Божия не устроила нам особого способа оправдания. Чтобы лучше понять это, представим нашу виновность под видом долга пред правдою Божиею. Должник сам может не иметь способа уплатить свой долг, но за него может уплатить другой, и, когда уплатит, заимодавец более не считает уже его ответным пред собою, очищает, делает его свободным от долга. Это самое и устроила нам благость Божия в оправдание пред Богом. Долги наши неоплатны. Но за всех нас уплатил их правде Божией Господь наш Иисус Христос крестною Своею смертию, сила которой определяется так, что в ней Господь грехи наши Сам вознес на теле Своем на древо (см.: 1 Пет. 2:24), рукописание грехов наших пригвоздил на кресте (см.: Кол. 2:14). Остается только сделать, чтобы правда Божия признала каждого из нас в отдельности, лично, подходящим под эту милость или чтобы каждый из нас предъявил правде Божией, что в общей массе лиц, долги которых оплачены, уплата шла и за него. Пусть в каком-либо городе много должников и какой-нибудь богач объявит заимодавцам, разным или одному, что какой должник представит расписку или свидетельство от меня, того долг считать оплаченным из моей кассы, а его свободным от долга. Вот эту расписку или свидетельство от лица Господа и должен каждый грешник представить правде Божией, чтобы стать пред нею свободным от долга грехов своих Какая же это расписка или свидетельство? Вера в Господа нашего Иисуса Христа. Уверовавший в Господа прав пред лицем Бога правды.

Что же есгь вера в Господа? Напрасно хотят определить веру в Господа одним словом. Ее надобно описать; ибо она есть состояние сердца, совмещающее не одно чувство, убеждение и расположение, а несколько. Она приходит чрез покаяние; ибо Господь говорит: покайтеся и веруйте во Евангелие (Мк. 1:15). Из этой лаборатории кающегося духа вера исходит уже не одна, но любовию споспешествуема (ср.: Гал. 5:6), после того как иже веру имет, и крестится (ср.: Мк. 16:16). Это и есть новая тварь, которая зачинается благодатию в первых движениях покаяния, а в этом строе является уже вполне образовавшеюся, характеристически сложившеюся, принявшею христианскую личность. Весь ход дела таков. Только истинно кающийся взыскивает Господа. Кающегося же исполняют два чувства и расположения: жаление, что грешил, и крепкое желание не поддаваться более греховным влечениям. Но в первом чувстве томит его правда Божия, коей ничем удовлетворить не может, во втором — желание — страшит собственное бессилие, опытом дознанное. Он и прибегает к Господу в полной уверенности, что Он избавит его от той и другой крайности,— и прежние грехи простит, и даст ему силу вперед противостоять грехам Без сих двух уверенностей вера в Господа не мыслима, равно как покаяние немыслимо без сокрушения в грехах и твердого намерения не поддаваться греху. Но все эти расположения суть только приготовления к образованию верующей личности. Самое же образование производится благодатию Святаго Духа в таинстве крещения, в коем, погружаясь, он погружается в смерть Христову и получает отпущение грехов, а возникая из погружения, выходит в обновлении жизни, облеченный силою не работать греху, жить же прочее Богови о Христе Иисусе (см. Рим. 6:3-13). Вот когда является вполне образовавшеюся верующая христианская личность. Проходит она весь этот путь; но из пройденного ничто не утрачивается, а напротив, все входит в строй ее духа, который одним словом именуется: вера. Вера потому совмещает в себе много чувств; но отличительная ее черта, выдающаяся, есть предание себя на служение Господу до положения живота в чаянии спасения благодатию Его Чувствует верующий, что куплен ценою крови, должен работать Купившему его, в полной уверенности, что этим путем он будет непременно спасен.

Только тот, кто так верует, является оправданным пред Богом, не в том только смысле, что с него снимается вина греховности, но что в нем полагается семя всякой правды в его решимости работать Господу, исполнением воли Его, и в чувстве силы на то, вселяемой в него благодатию, его возродившею. Он обладает внутреннею правотою; ибо дух правый обновлен во утробе его (ср.: Пс. 50:12).

После сего само собою понятно, почему закон не оправдывает, а только вера в Господа Иисуса Христа: потому что закон не давал новой жизни. Иудей согрешивший приходил, исповедывал свой грех, приносил положенную жертву и восстановлялся во всех правах иудея; но внутренно он оставался все тот же, с тем же рабством греху. Посему говорится, что все жертвы очищали только к плотской чистоте (см.: Евр. 9:13). Равно исполнение и всех других уставов закона сообщало только внешнюю правость, внутри оставляя ветхую неправоту. Само обрезание вводило в сонм Израилев, но сердце оставляло необрезанным. Таким образом иудей, верный закону, только объявлялся правым внешно, не будучи прав в сердце своем. Напротив, уверовавший в Господа не объявляется только правым, но получает правоту во внутреннем строе жизни, обновляется и, как созревший юноша, полный сил, исходит на угождение Господу, в чувстве благодатной силы, ему дарованной. Это обновление внутреннее есть характеристическая черта веры Христовой Ради него собственно христианин и оправдывается пред лицом правды Божией, оправдывается совершенным оправданием. Оно-то собственно и есть то свидетельство, ради которого все прощается, и предъявивший его опять принимается в полную милость и полное благоволение Божие.

Между тем, однако ж, закон не был худ. Он имел свою силу по Божиему определению и приносил соответственный плод: держал в исправности, хотя внешней только, и тех, кои были более внимательны, подготовлял к принятию Господа, так как все его чины были образом грядущих благ. Уразумевшие то, и под законом находясь, воздыхали о сих благах и чаяли пришествия Лица, имевшего принести их. И это становило их среди иудеев выше иудеев. Таковы были все ветхозаветные патриархи, Пророки, праведники.

Святой Златоуст видит в словах святого Павла такое побуждение к оставлению закона: «мы, говорит (святой Павел), оставили закон не потому, чтоб он был не добр, но потому, что немощен». В пояснение этой немощности Феофилакт прибавляет к словам святого Златоуста: «(а немощен он) потому, что душ не освящал, а отнимал только плотскую нечистоту». На этом основании блаженный Феодорит значение закона вообще определяет так: «нарушение сих заповедей (выше указанных: об обрезании, субботе, жертвах, омовениях и прочем) есть грех (для иудея), однако же и хранение их не есть преуспеяние в совершенной правде. Ибо все сие служило указанием на нечто другое; впрочем, иудеям пригодно было на то время». Блаженный Иероним, говоря о таком значении закона, объясняет, в каком случае и по какому поводу закон оставался с таким малым плодом. «Некоторые говорят: если верно то, что говорит здесь святой Павел, что от дел закона никто не оправдится, а только верою Иисус-Христовою; то патриархи, Пророки и святые, жившие до пришествия Христова, были несовершенны. Таковым должно ответить, что здесь те называются не достигшими правды, которые верят, что оправдаться можно только такими делами. Святые же, бывшие древле, верою Христовою оправданы. Ибо Авраам видел день Христов и возрадовался. И Моисей поношение Христово считал богатством, большим сокровищ Египетских: взираше бо на мздовоздаяние (Евр. 11:26). И Исайя видел славу Христову (см.: Ис. 6), как свидетельствует евангелист Иоанн. Отсюда видно, что не столько дела закона осуждаются, сколько те, кои надеются быть оправданными только от дел, когда и Сам Спаситель говорит: не избудет правда ваша паче книжник и фарисей, не внидете в Царство Небесное (ср.: Мф. 5:20)».