Евангелие дня 13 декабря пятница

Речь нравоисправительная (3:6—15)

Обличаемый здесь недостаток уже был укорен святым Павлом в первом послании, 1 Фес. 4:11; 1 Фес. 5:14. Но там короче и снисходительнее, а здесь строже и пространнее. Верно, этот застарелый порок был общ у солунян до обращения и не считался грехом; отчего они не скоро и исправлялись. Но он был очевиден и выдавался так, что святой Павел заметил его в первое в Солуни пребывание и тогда же дал нужные заповеди и внушения (1 Фес. 4:11; 2 Фес. 3:10). В подтверждение тех наставлений он сделал наказ в первом послании. Как они вдавались в то же, здесь, во втором послании, отряжает на обличение целое отделение в 10 стихов, где выставляет основание неуместности обличаемого поведения, дает против него строгую заповедь и полагает наказание ослушникам, если они будут. Ход мыслей здесь такой: подражая мне, стихи 7 — 9, и помня заповедь, мною лично данную, верующие должны вести себя скромно и жить своими трудами, стих 10. А у вас некоторые иначе поступают, ничего не делают, только шатаются туда и сюда, стих 11. Заповедую им исправиться, чтоб трудясь свой хлеб ели. О тех, кои не послушают сего слова моего, давайте мне знать; сами же между тем не имейте общения с ними, стих 14, не с враждебными чувствами, и в видах исправления, стих 15. Видимо желание у Апостола поскорее пресечь распространение зла, или ускорить начавшееся исправление. Для сего с особенною настойчивостию предписывает исправным в сем отношении прекратить общение с неисправными. Этим достигались две выгоды — исправные избавлялись от заразы и больше утверждались в исправности, неисправные же были пристыжаемы и, кроме других побуждений к труду, получали новое фактическое в том, что за беструдие все их чуждались и делали их среди общества будто изгнанниками. Считая это средство столько могущественным, святой Павел особенно настаивает на нем, поминая об нем и в начале речи, стих 6, и в конце, стих 14, и возводит его в непреложный закон, изрекаемый от лица Самого Господа.

Нигде не видно, чтоб это беструдие, праздная и тунеядная жизнь в такой силе обнаружились между солунскими христианами вследствие ложного убеждения, будто настал день Господень. Если б было какое отношение этого празднолюбия к чаянию пришествия Господня, Апостол означил бы это какою-либо чертою. Но у него нет на это никакого указания. Скорее потому положить надо, что это был общий порок языческой жизни. В многолюдных городах шумная, веселая, праздная, разгульная жизнь всякому бросается в глаза. Такова она и теперь между нами. Явись Апостол в каком-нибудь из наших больших городов, он тоже бы увидел, что видел у солунян, и то же бы сказал нам, что говорил тем: ничего не Делают, только суетятся, бегают из конца в конец, гоняются за утехами и веселятся. Христианам так жить неприлично. Им следует вести себя скромно, сидеть дома, заниматься работами, чтоб Иметь утешение вкушать свой хлеб. Утешная, празднолюбная жизнь так противна духу христианства. Вот Апостол и хочет отучить от ней христиан, чтоб и следа их не было на этих путях языческой жизни.

Апостол прописывает здесь общий закон для поддержания христианского благоповедения; на частный случай, о коем будет речь ниже, здесь только легкий делается намек. Апостолы, проповедуя Евангелие, между верующими с самого начала заводили новые христианские порядки жизни, как они должны были себя держать в семействе, в обществе, в церкви,— и от лица Господа дали неотложный закон: кто не будет так жить, от того отлучайтесь. Этим совершался молчаливый суд и отлучение виновных от общества христианского, ибо когда от них отлучались, то они естественно становились отлученными. Отсюда выходит, что по намерениям Господа и святых Апостолов христианские общества все, в целом своем составе, должны быть строгими исполнителями заповедей и непорочными по нравам и что соблюдение такой чистоты есть дело всего общества, будто закон самосохранения.

Повелеваем же. Прежде сказал: надеемся, что вы, что ни повелим вам, и творите, и сотворите. Теперь говорит: повелеваем же вам — вот что. Прямо указывает на предыдущее. Следовательно, то сказано было в видах сего; надежде той делает приложение, или указывает случай оправдать ее.

О имени Господа нашего Иисуса Христа. Имя стоит вместо лица. О имени — то же, что: Самим Христом Господом, или от лица Самого Господа, Его властию, нам данною на устроение Его царства на земле. Как бы так: «Не мы говорим это, но Христос» (Златоуст). «Он узаконяет сие чрез нас» (Феодорит). «Ибо что я говорю, то Он говорит» (Феофилакт). Говорит так Апостол «или в таком смысле: Христос да будет свидетелем, что мы дали вам такую заповедь, или в таком: изрекаемое мною слово не мое, но Его» (Экумений). Всячески изрекаемое повеление есть прямая воля Божия, непреложный закон, которого ни миновать, ни криво толковать нельзя. «Говоря таким образом, Апостол показывает, с каким страхом должно взирать на это повеление» (Златоуст). Вместе видно внушение, что отступление от сего повеления бросит тень на само Евангелие, и как бы на Самого Господа. Почему и строгость такая, чтоб сторонние не могли говорить: вон чему учат, вон какая их вера, вон какой их Христос.

Отлучатися, «отделяться» (Феодорит), «отстраняться, удаляться» (Экумений), «отворачиваться» (Златоуст). Ниже говорит: не примешайтися; но вместе так, чтоб не как врага иметь неисправного, но как брата вразумлять таким к нему отношением (стих 14). Видно, что это больше, нежели только одно отстранение от участия в делах или в образе жизни. И этим могло выражаться внушение: мы вашею дорогою не ходим и вам не советуем, которое могло отрезвляющим образом действовать на неисправного. Видя, что участием не поощряют, а безучастием укоряют его поведение, брат мог приходить в себя и исправляться. Апостол говорит более, именно, чтоб, отлучаясь от брата бесчинного, его отлучали от себя, чтоб он видел себя отчужденным от христианского общества. В этом вся сила исправительной меры, установленной Господом чрез Апостолов; об этом пространную речь святого Златоуста приведем ниже.

Всякаго брата, то есть христианина, и поколику христианин есть. В послании к Коринфянам то же заповедует Апостол не примешатися к разным лицам беспорядочного поведения, но только к лицам, принадлежащим к христианскому обществу, то есть братиям. Ибо, говорит, если б от всех таких отдаляться положить законом, то следовало бы выйти из мира (1 Кор. 5:10).

Безчинно ходяща, «то есть живущего» (Златоуст), «такого, который живет без всякого чина, не по законам Божиим» (Экумений). Судя по тому, о каком бесчинии говорится ниже, под бесчинно ходящими здесь разумеются праздношатающиеся, ничего не делающие, удаляющиеся от полезных трудов и только в веселиях и утехах проводящие жизнь. Так понимают все наши богомудрые толковники. Но ничто не мешает разуметь под такими всяких нарушителей чина христианской жизни, вообще таких, которые живут не по преданию, принятому от Апостолов. Апостолы всюду заводили новые чины жизни, нравственно-религиозные, семейные, гражданские, и требовали непреложно их исполнения. Нарушители сих постановлений отступали от чина, оказывались бесчинными, бесчинно ходящими. От всех таких отлучаться и их тем от себя отлучать — был повсюдный апостольский закон, о котором во многих посланиях поминает Апостол. К римлянам пиша, например, заповедует уклоняться от всякого творящаго распри (Рим. 16:17); в послании же к Коринфянам перечисляет всех такого рода лиц, говоря: ныне же писах вам не примешатися, аще некий брат именуем будет блудник, или лихоимец, или идолослужитель, или досадитель, или пияница, или хищник, с таковым ниже ясти (1 Кор. 5:11). Сколько такой закон был благотворителен тогда и как желать было можно, чтоб он и в наши времена был в силе, об этом пространно пишет святой Златоуст: «Апостол хочет, чтоб мы удалялись от всякого брата, бесчинно ходящего. Быть отлученным от целого общества братии тогда считалось великим бедствием. Поэтому Апостол подвергает всех сему наказанию. Так, в другом месте, именно в послании к Коринфянам, он сказал: с таковым ниже ясти (1 Кор. 5:11). А теперь большая часть людей считает это неважным, и все теперь слилось и пришло в расстройство: мы без разбора, как случится, вступаем в общение с прелюбодеями, с блудниками, с лихоимцами. Если надлежало удаляться от того, кто только, вследствие лености, нуждается в пособии других, то тем более от прочих. И, чтобы ты узнал, какой страх внушало отлучение от общения с братиею и какую пользу оно приносило тем, кто благодушно принимал такое наказание, послушай, как тот, который гордился своим грехом, который дошел до последней степени разврата, который совершил блуд, о каковом не упоминают даже язычники, который оставался нечувствительным к своей ране, ибо в этом состоит крайняя степень развращения, как этот (самый человек), который был столько порочным, до того смирился и укротился, что Павел сказал потом о нем: довольно таковому запрещение сие, еже от многих… темже утвердите к нему любовь (2 Кор. 2:6, 8). Ибо такой человек был тогда то же, что член, оторванный от остального тела. Причина того, почему тогда это внушало такой страх, была та, что тогда считалось великим благом быть в обществе верующих. Ибо тогда так жили в каждой Церкви, как (живут между собою) люди, обитающие в одном доме, которые подвластны одному отцу и участвуют в одной трапезе. Поэтому такое несчастие составляло для каждого удаление от такой великой любви. А теперь это не кажется чем-либо важным, потому что мы не считаем чем-либо важным и того, когда мы находимся во взаимном общении. Что прежде поставляемо было в ряду наказаний, то ныне, вследствие охлаждения любви, случается между вами не как наказание, мы удаляемся друг от друга из равнодушия. Ибо причину всех зол составляет отсутствие (в нас) любви; оно разрушило и уничтожило все великое и славное в Церкви, именно все то, ради чего должно радоваться».

Надобно заметить, что в словах: не по преданию, еже прияша от нас, предание, как очевидно, означает не учение, а порядки жизни, заведенные Апостолами, и обнимает оно все порядки. Порядки эти приняты христианскими обществами и хранились нерушимо, под титлом непреложного закона. От непосредственных приемников сих порядков, лично от Апостолов, они в неизменном виде перешли к преемникам их. Каковою Церковь вышла из апостольского века, таковою она образована непосредственно святыми Апостолами. Учение преподавалось словом и подтверждалось, где нужно, писанием. Порядки заводились делом, непосредственными распоряжениями, хоть поминались иногда и в посланиях. В настоящем месте предание разумеется фактическое, делом введенное в жизнь. Феодорит пишет: «Предание разумеется не словами, но делами». Другие толковники под преданием разумеют здесь и пример Апостола, ибо этим распоряжение Апостола о трудолюбной жизни скорее входило в жизнь между христианами и приобретало более силы. «Преданием, — говорит святой Златоуст, — называет Апостол то, что они видели в его поступках». Экумений так: «Предание, которое я предал вам делами, быв для вас примером». «Ибо собственно это есть предание», — дополняет Феофилакт. — Напрасно потому мудрость инославных неблаговолительно относится к этому святоотеческому пониманию.

Высказав общий закон, Апостол ведет теперь речь к приложению его у солунян. Прямо бы сказал: отлучаться от бесчинно ходящих есть неотложный закон; у вас есть бесчинные, так отлучайтесь от них. Но Апостол разъясняет наперед виновность этих бесчинников (7 — 10); затем определенно указывает порок обличаемых бесчинников (11); потом предлагает им исправиться (12). И уже коль скоро не послушают, отлучаться от них (13, 14).

Виновность бесчинников Апостол определил силою побуждений, какие они имели к тому, чтобы быть в чине. Побуждения эти они имели в примере самого Апостола, в том, как он жил и действовал, будучи у них (7 — 9), и в прямой заповеди, данной им (10). Побуждения из примера Апостолов так разъясняются: вы должны подражать нам; но мы, живя у вас, не бесчинствовали, не тунеядствовали, а день и ночь проводили в труде и подвиге. Следует и вам так действовать.

Сами весте. Ученик учителю и дети родителям, естественно, располагаются подражать. Это и держится у них всегда в сознании. И солуняне, как ученики Апостола и как дети, рожденные благовествованием его, не могли не иметь влечения к подражанию ему. Но Апостол говорит о подражании, не как о деле сердца, а как о нравственно-обязательном долге. Не солунянам только, но и другим внушал он: подражатели мне бывайте, якоже и аз Христу (1 Кор. 11:1). Апостолы были зерцало христианства. Словом они его истолковывали, а жизнию представляли на деле. Подражать им для верующего есть такой же долг, как быть верным вере во всем. И в житейском быту бывает так, что кто первый заводит порядки какие, тому все подражают; и подражание такое переходит из рода в род. Како лепо есть вам подобитися нам. Как чиста была апостольская совесть! Как безукоризненно во всем поступали они, по всему требованию духа христианского! Живя открыто, в очах всех, они могли говорить: вот как живите! Они были уверены, что столько очей не могли видеть в них ничего укорного; а это потому, что чистыми себя видели и пред очами Божиими, ибо никогда сознательно и произвольно не склонялись они ни на что, о чем совесть свидетельствовала, что то противно воле Божией. Эта обоюдная уверенность и давала им дерзновение так говорить. Они были все пожерты Богу и Богом, и говорили так, движимые Духом, как Богу пожренные во всем. Святой Златоуст пишет: «Великое дерзновение внушает учителю та мысль, что он может, ссылаясь на свои праведные дела, делать увещание своим ученикам. Поэтому Павел и сказал: сами весте, како лепо есть вам подобитися нам. Ибо учитель должен больше научать жизнию, чем словом. Пусть никто не думает, что Апостол сказал сие, желая неумеренно похвалить себя, ибо необходимость заставила его сказать сие, и притом ради общей пользы». Затем из общей суммы достойных подражания дел своих Апостол останавливает внимание только на тех, которые по противоположности своей неисправному поведению некоторых солунян строго обличали их неисправность. Не безчинствовахом, говорит, ниже туне хлеб ядохом у кого. Отрицает в себе укорные стороны обличаемых. Следовательно, те бесчинствовали и туне хлеб ели. А этому не следовало быть, подобно тому, как не было того у Апостолов. Не безчинствовали, с греческого, — ουκ ητακτησαμεν — не жили бестактно. Следовательно, те, обличаемые, жили бестактно, не соображаясь ни с временем, ни с местом, ни с лицами, или жили беспорядочно, (ибо ταξις — порядок), то есть не по тем порядкам, к каким обязывало их звание, например, мужа, отца семейства и подобное, — жили беззаботно, в праздности, шатаясь без толку по площадям и рынкам, предаваясь народным утехам, гулянью и веселой жизни. «Бесчинием здесь Апостол называет бывание без труда и работы, как и выше. Ибо Бог положил быть человеку в труде и для того снабдил его пригодными к тому членами; так что, кто остается праздным, тот выступает из чина Божия» (Феофилакт).

Ниже туне хлеб ядохом у кого (начало в толковании на ст. 7), не ели хлеба даром ни у кого, хоть «если б и ели у кого, то это было бы не даром: достоин бо делатель мзды своея (Мф. 10:9, 10)» (Златоуст). Следовательно, те, обличаемые, туне хлеб ели, или тунеядствовали, жили на чужой счет. Может быть, и бражничали, ходя из дома в дом, чтобы поесть и попить, и тем истощая себя взаимно или тех из своего круга, кои имели какой достаток. Имея силы работать и тем доставать себе содержание, они не стыдились всякими неправдами подбиваться к другим и объедать их. Но в труде и подвизе день и нощь делающе. Не туне хлеб ели, но делающе, то есть добывая его трудами рук своих. Не сторонний кто содержал нас даром, но мы сами кормились своими трудами. «Принесши к вам Евангелие, мы ни у кого ничего не брали, но день и ночь проводили мы в трудах, чтоб чрез то приобрести необходимое для пропитания» (Феодорит). День и нощь, не та мысль, что только и делали, что работали, ибо надо было и есть, и спать, проповедовать в синагоге и по домам. Апостол хочет сказать: ни днем, ни ночью никто не видал нас без дела. Все время, за удовлетворением естественных потребностей тела, было у нас употребляемо, кроме проповеди, на работы. И вот чего у некоторых из обратившихся солунян недоставало: чтоб спокойно сидеть дома и с терпением исправлять работы, какие кому поручены. Да не отягчим никогоже от вас. Солуняне уверовавшие, конечно, не сочли бы в тягость содержание Апостолов, когда, как в первом послании сказано, они оказывали благотворение даже живущим в других местах. «Отягчением считается то, когда кто берет что у кого против воли» (Феодорит), или то даже, «когда кто дает другому не с великим усердием» (Златоуст). Но ни первого от Апостолов, ни второго от солунян ожидать нельзя. Чего бы не сделали они для святого Павла, которого возлюбили крепкою любовию, как сам засвидетельствовал? Но Апостол выставляет, чем особенно он побуждаем был действовать таким образом. Отеческая его любовь к обращаемым не позволяла ему хоть малостию какою беспокоить их. Она побуждала его все иждивать для них, ничего от них не требуя и не принимая. В послании к Коринфянам он указывает побуждением к тому — опасение воспрепятствовать успеху проповеди; а здесь — эту деликатность своего отеческого чувства. Выставляет же он ее на вид с тою особенно целию, чтоб тем резче обозначить безобразие тунеядства. Он хотел внушить, как замечает святой Златоуст, такой урок: «Если я, проповедник словес учения, побоялся отяготить вас, то тем более (должен бояться сего) тот, кто вам не приносит никакой пользы». Не яко не имамы власти. И Господь повелел проповедающим Евангелие от Евангелия жити (1 Кор. 9:14), когда, посылая на проповедь Апостолов, сказал им: в том же дому (в коем примут их) пребывайте, ядуще и пиюще яже суть у них (Лк. 10:7). Все Апостолы так и делали. Вероятно, и святой Павел пользовался по временам сим правилом. Мог бы он воспользоваться им и у солунян, и, конечно, никто бы против этого ничего не посмел говорить. Но он этого не делал. Дух Божий, руководивший им, внушил ему другой образ действования, может быть, по характеру тех народов, среди которых суждено было ему распространять Евангелие.

Но да образ дамы вам, во еже уподобитися нам. К коринфянам пиша, другую выставляет цель, как замечено уже, именно, чтоб беспристрастнее принималась Евангельская проповедь; а здесь, чтоб дать пример. Чего же? — Трудолюбия, домоседства, степенности и добропорядочности. Это опять наводит на ту мысль, что, верно, праздношатайство, тунеядство, бражничество и гулячество составляли выдающуюся черту жизни солунян (в язычестве). Святой Павел заметил то с первого раза и тотчас же убеждать их стал к трудолюбию и степенности (стих 10). Но чтоб сильнее подействовать на них, сам начал с неутомимостию работать для своего содержания и бывших с ним. Пример в этом отношении, точно, мог действовать сильнее всякого слова. Образ действий святого Павла не мог не тревожить совести праздных ленивцев и не располагать их к трудолюбию. «Ибо если,—как замечает святой Златоуст,— святой Павел, который не имел необходимости (трудиться), а имел, напротив, возможность уволить себя от такого рода занятий и, взяв на себя такое великое дело, несмотря на то, трудился, и не просто трудился, но трудился ночь и день, так что мог и другим давать пособие, то тем более другие должны были так поступать».

Второе побуждение к тому, чтобы жить чинно, бесчинные братия имели в точной заповеди, лично самим Апостолом данной. Пример можно было еще перетолковывать, но прямая заповедь обязывала, отстраняя всякую возможность уклонения. Заповедь налагала долг, пример располагал к исполнению его, указывая способ, или ведя к тому, как бы по проложенной дороге. Оба вместе должны бы победоносно воздействовать на исправление нрава, прежде криво направленного. Оба и употреблены Апостолом. И пример дан сильный, и заповедь предложена в очень строгом тоне: кто не хощет делати, ниже да яст. Он хочет сказать: того не за что и хлебом кормить, тот теряет как бы право на вкушение пищи, и если вкушает, то без всякого права, а или по своему нахальству, или по милости других. Вот в какой степени обязателен труд! Человек рождается на труд, как и птица на летание (Иов. 5:7). Так присуждено тотчас по падении. Труд — общая всем епитимия, в Адаме на всех наложенная: в поте лица твоего снеси хлеб твой (Быт. 3:19). Под условием пота и хлеб дается ему вкушать. Итак, труд, телесный ли то или духовный, неизбежно обязателен для всякого. Никого и не увольняет от него Апостол. Кто не хочет трудиться, кто бы он ни был,- богатый ли или бедный, ниже да яст, тот если и ест, ест с насилием совести, с грехом. Между тем, однако ж, не надобно выпускать из внимания, что слово Апостола обращено здесь к праздным ленивцам, чтоб совесть их растревожить, а не к другим, чтоб пресечь их благотворительность. Не та у него мысль: и не давайте ему есть. Этого суда и расправы никому он не дает. Напротив, прямо против этого говорит ниже, чтоб, делая добро, не стужали, что дают тунеядцам (стих 13). Феодорит пишет: «А сие: ниже да яст, Апостол сказал не подающим, но живущим в праздности. Подающим же чрез несколько слов дает совет не смотреть на худое поведение, но без сомнения оказывать свойственную им щедрость».

Выяснив основания виновности обличаемых, указывает самую вину, говоря как бы: а у вас, несмотря на столь обязательные побуждения к благочинному поведению, есть лица, которые ведут себя совсем не как следует. В чем состояла неисправность этих лиц, уже было указываемо. Это безчинно ходящие, то есть живущие бестактно, беспорядочно, не по чину, Апостолами заведенному, в противность тому благообразию хождения, какого требовал он в первом послании (1 Фес. 4:12); ничтоже делающие, не то, что сидящие, поджавши руки, а гуляющие без дела, которым не по душе сидеть за каким-либо серьезным и постоянным трудом, а приятно проводить время в свое удовольствие, в услаждение своих чувств, очей, слуха, вкуса и проч.; — но лукавно обходящие, с греческого — все любопытствующие, что там-то есть, что тут-то делается, что те рассказывают, что эти задумывают, и подобное. Это г лазеры, говоруны, спорники. Шатаясь по площадям, торжищам, улицам и домам, все разведывают, и не дивно, что и нарочно подсматривают, вступают в споры, откуда задоры, распри, брани и все нестроения в обществах. «Живущим в праздности, — пишет Феодорит, — свойственны пустословие, говорливость, бесполезное любопытство». Экумений указывает и причину того. «Бог дал нам, говорит он, Ум деятельный. Потому, когда мы удаляем его от Дел (Богоугодных), он, не имея возможности пребывать в бездействии, вдается в дела диавольские, в любопытство, болтливость, наговоры, смехотворство и подобное». То же пишет и Феофилакт: «Ум наш приснодвижим; потому, когда мы не занимаем его делами благопотребными, он предается делам непотребным, в разведывание, как живут другие, а отсюда в пересуды, празднословие и пустословие». Нисколько не видно, чтоб это были люди с явными пороками; иначе Апостол не утерпел бы обличить это, как делает в послании к Коринфянам (1 Кор. 5:11); или чтоб это были бедные, могущие пропитывать себя трудами рук своих, которые, однако ж, не любят трудиться, а живут на чужой счет попрошайством или обманом; хоть, может быть, был кто-нибудь и такой. Это все люди праздные, попусту убивающие время. Но и таких, надо полагать, было не много, ибо святой Апостол говорит: неким. Их число было так незначительно, что они не мешали Церковь Солунскую, все общество верующих там, отличать теми прекрасными качествами, какие превозносит в них святой Павел в обоих посланиях. Говорит же о них он с такою строгостию и так много ради того, что и одну душу потерять жалко, и из опасения, как бы поблажка им или невнимание к их неисправности не расположили и других легко смотреть на такой недобрый образ жизни, и не подали им повода увлечься к подражанию. К тому же, пишет Апостол: слышим, идет слух. Кто принес или приносил почасту слух, не сказывает, но видно, что слух был не пустой и святой Павел верил ему. А он был столько ревнив, что не мог равнодушно сносить никакого недостатка в своих Церквах. Все их он старался представить Христу как чистых и непорочных невест (2 Кор. 11:2).

Ожидалось бы, что вслед за указанием бесчинных, скажет тотчас Апостол: вот этих и отлучайтесь. Но как цель у него не суд и расправа, а исправление, то он наперед предлагает неисправным возвратиться на путь правый, и тогда уже, как не послушают, повелевает потом исправным не примешиваться к ним. Заповедь, даемая теперь, уже была известна. Тут она повторяется только, с отеческим убеждением от лица Самого Господа исполнять ее точно. Видно, как сильно у Апостола желание, чтоб никого не оказалось непослушным, чтоб все стали благочинно живущими и не настояло необходимости от кого-либо отлучаться или делать кого-либо отлучаемым. Для того и повелевает как Апостол, и молит как отец; то и другое от лица Самого Господа. Повелевает властию, от Господа данною; умоляет любовию Христовою. Тем и другим речь свою делает и грозною, и привлекательною, со всех сторон гоня их к исполнительности. Строгость с любовию всегда победоносна. «Поелику,— пишет Феофилакт,— выше несколько строгую держал речь, говоря: повелеваем отлучатися (стих 6), то теперь с большею снисходительностию обращается к ним и говорит: молим о Господе. Но чрез это завещание делается еще более веским и строгим». Да с безмолвием делающе, свой хлеб ядят, чтоб не шатались праздно там и сям, а сидели дома, и дома сидели не сложивши руки, а за работою. Заповедуется скромная, уединенная, трудолюбивая жизнь, в противоположность праздношатайству и пустому убиванию времени. «Повелеваем не только жить в безмолвии (тихо, безмятежно), но и работать» (Экумений). «Двух вещей требует от них: как от бесчинных,— чтоб безмолвствовали, как от праздных,— чтоб работали». ‘Ησυχια, безмолвие, противоположно шуму, мятежности, хлопотам, суетливости, а равно непоседству, рассеянной и праздношатайной жизни. Отсюда всякий может вообразить картину семейной, домашней жизни, какую дает в образец верующим святой Павел. Чтоб свой хлеб ели, или, чтоб не тунеядствовали, не жили на чужой счет, а своими руками добывали себе содержание, или, чтоб, хоть свой достаток имеют, все же трудились затем, чтоб свой трудовой хлеб есть, ибо он слаще и, можно сказать, священнее. Тут же, конечно, разумеется и то, чтоб не жили подаянием, или попрошайством, а сами своими трудами содержали себя, когда имеют силы. На сих последних налегает более святой Златоуст, ибо пишет: «Почему не сказал Апостол: если они не бесчинствуют, то пусть питаются подаянием от вас; но требует и того, и другого, чтоб они были и скромны, и трудолюбивы? — Потому, что он хочет, чтоб они, трудясь, сами себя пропитывали. Ибо это значат слова: да свой хлеб ядят, то есть от своих трудов, а не чужой, добываемый выпрашиванием подаяния. Он говорит о тех, которые по собственному произволу принадлежат к числу неимущих. В самом деле, отчего ты не трудишься? Бог дал тебе руки не для того, чтобы ты принимал от других, но чтоб ты сам давал другим». Феофилакт затем определеннее излагает дальнейшие его мысли: «Итак, надобно иметь труд, работая своими руками. Тому и милостыни просить не должно, кто, имея силы работать, предается праздности. Скажешь: я молюсь и пощусь. Но это не есть дело рук. Можешь и при этом иметь ручную работу. И если ты об этом нерадишь, то подлежишь суду, как празднолюбец. Скажут: как же того, кто учит (у святого Златоуста разумеются Апостолы, учители Церкви), не приневоливают работать? — У него есть работа важнейшая и труднейшая, которая не дает ему заняться ручными работами. На тебе же, лице частном, не лежит ничто такое, и ты грешишь, нерадя о труде».

Неисправным дал заповедь исправиться, а тем, которые были исправны, внушает пребывать в своей исправности. Будто не полон был бы урок, если б не было сказано что-либо и этим. Что же именно он внушает им? — Чтоб не скучали, не тяготились, не изнемогали, доброе творяще. А это добротворяще — καλοποιουντες имеет два смысла, означает или: хорошо поступая, ведя добрую жизнь, хорошее держа поведение, или: делая добро другим, благотворя. Если принять первое значение, то в словах Апостола надо будет видеть воодушевление исправных на продолжение жизни, противоположной жизни тех бесчинников, жизни безмятежной, уединенной, трудолюбной. Сидя все дома за делом, лишая себя общественных развлечений и удовольствий, отказывая своим чувствам в обычных усладах, они были как будто какие заключенники, будто теряли что, тогда как те будто выгоднее были поставлены на вид. Иным из них, конечно, могло прийти на ум, что такая жизнь скучновата. Апостол и воодушевляет их: вы, ведущие добрую, степенную и трудолюбивую жизнь, оставя ту, беспорядочную, праздную и пустую, не скучайте и не тяготитесь тем, и тем празднолюбцам не завидуйте и не соблазняйтесь их положением, будто выгоднейшим. Если принять второе значение, то внушение Апостола будет такое: вы же, оказывающие доселе благотворение даже этим тунеядцам, привыкшим есть чужой хлеб, не отставайте от такого образа действования, не изменяйте такого к ним отношения, продолжайте благотворить им, не скучая и не тяготясь тем и не допуская мысли, будто таким образом добро ваше иждивается даром. Ваше добро нисколько не перестает быть добром от того, что те на наш взгляд недостойны милости. Бог солнце Свое сияет на злые и благие, дождит на праведные и неправедные: будьте и вы милосерды, как Отец ваш небесный милосерд есть (Мф. 5:45; Лк. 6:35). Нужду надобно видеть в просящем, а не обращать внимание на его неисправность. И первое значение не неуместно, но ближе второе, и предпочтительнее ради того, что так понимают сие место святые наши толковники, ограничивая, впрочем, круг бесчинно живущих только теми, которые живут подаянием, имея силы трудиться. Они предполагают в Апостоле опасение, как бы христиане, слыша строгий укор праздным и заповедь им, чтоб жили трудами рук своих, не прекратили им своего благотворения, между тем как эти еще не исправились и не привыкли к труду, и, оставаясь без помощи, могли помирать с голоду. Все, что должны были делать добрые христиане, это отлучатися, не примешатися и тем побуждать к исправлению неисправных; благотворения же им не прекращать. «Видишь отеческое благоутробие? — взывает Экумений.— Недалеко простер строгость, боясь, чтоб эти бесчинники не померли с голода. Хотя заповедует отлучатися от них и чрез то вразумлять, но пока, говорит, исправятся, давайте им, чтоб не томились от голода. Довольно им и этого наказания, что вы отделитесь от них». К этому блаженный Феофилакт прибавляет: «Хотя кто из них и после этого не исправится, но ты все не стужай, делая добро». Сокращенно силу этого и предыдущего текста Феодорит выражает так: «Одним предписав законом занятие делом и безмолвие, другим советует водиться человеколюбием: не стужайте, доброе творяще. Худое их поведение да не препобеждает вашей щедрости». Святой Златоуст решает при этом обычное возражение: «Итак, что же, скажет кто-нибудь: если он (праздный) от нас будет все получать в изобилии, то навсегда останется праздным? — Против этого, говорит, я указал вам легкое врачевство, именно: отделяйтесь от такого человека, то есть не придавайте ему дерзновения, показывайте вид, что вы гневаетесь на него. Между тем это (наставление) немаловажно. Ибо так мы должны наказывать брата, если действительно желаем того, чтобы он исправился. Мы должны знать, каким образом можем наказывать. Ибо, скажи мне, если б ты имел брата по плоти, то неужели бы ты оставил его без помощи тогда, когда бы он умирал от голоду? — Я не думаю, но, вероятно, ты позаботился бы об исправлении его».

Затем так строго обличал бесчинно ходящих и такие давал им заповеди Апостол, чтоб они исправились и не срамили собою христианского общества, долженствующего быть чистым и святым во всех своих членах и во всех отношениях. Но если наконец они не окажут послушания и пребудут в своей неисправности, то вот какое дано распоряжение: назнаменатъ их и не примешиваться к ним, и, однако ж, не питать к ним неприязненных чувств, а вразумлять, как братьев.

Первое, что надлежало сделать, это назнаменатъ. Что это за назнаменание и для кого оно? Для Апостола Павла или для солунян? Древний наш славянский перевод дает ту мысль, что солунское христианское общество, или предстоятели их, объявив неисправным повеление Апостола им и о них и видя, что они не исправляются, Должны были дать знать о них святому Павлу особым посланием, означив их поименно в этом послании, для дальнейших его распоряжений, подобных, например, тем, какие делал он потом в Коринфе относительно кровосмесника. Естественность, соответствие ходу речи и греческому тексту заставляют стать на сторону такого перевода и понимания. Ибо если о неисправных дано было знать Апостолу и если потом надлежало им объявить, что пишет о них Апостол, то они, должно быть, всем были явны, и означать их для солунян не было никакой необходимости. С этого момента объявления им воли апостольской начиналось и непримешивание к ним без особых на то распоряжений, которое и прекращалось в отношении к иным, как только те исправными являлись. И на замечании их иметь было бы делом ни к чему не ведущим. Ожидалось не это, а что-либо более строгое. Оказались неисправные; об них дано знать, или узнал Апостол и пишет строгое обличение и увещание; объявлено все это неисправным; если они исправились — хорошо; а если не исправились, что дальше ожидается? — Ожидается, что об них дадут знать Апостолу, для дальнейших распоряжений. Таков самый простой и естественный ход дела. И нет сомнения, что такова была мысль Апостола: дайте мне знать о нем посланием, а сами между тем не примешивайтесь ему, не с враждебными чувствами, а чтоб пристыдить и вразумить, как брата, любовию.

Другие назнаменание понимают — для солунян: означьте его для себя, или имейте его на замечании. При этом слово: посланием — δια της επιστολης, соединяют не с назнаменуйте, а с словесе нашего, так: кто не послушает слова нашего, чрез это послание вам изрекаемого или сообщаемого, того имейте на замечании, или заметьте для себя. Но такое сочетание слов может быть и не принято, ибо в таком случае ожидалось бы λογω… τω δια… Как этого нет, то перевод становится натянутым и произвольным. При нем надо доразумевать: изрекаемого, или сообщаемого, чтоб вышла мысль; тогда как с назнаменуйте оно вяжется естественно и не требует дополнений; назнаменуйте посланием. Дало бы особый вес этому пониманию толкование древних наших толковников. Но слова святого Златоуста на это речение: «сего знаменуйте, — следовательно, заповедует творить сие, дабы не были скрываемы (такого рода поступки или таковые лица)», — не могут быть решительно обращаемы в пользу такого понимания, особенно если взять во внимание, что он читал словесе не нашего, а вашего; при таком чтении — δια της επιστολης — естественно должно было отходить к назнаменуйте. Блаженный Феодорит, святой Дамаскин и Феофилакт не делают об этом никакого замечания. Только Экумений написал: «Сего назнаменуйте, чтоб не укрылся от вас (или не безызвестен был вам)». Очевидно, что при таком отношении наших древних толковников к сему месту, понимание его в последнем смысле может быть необязательно и, по меньшей мере, оставлено на свободу. Для нас же славянский перевод и мысль, с ним соединяемая, должны взять перевес. К нему и склоняемся.

И не примешайтеся ему. Ко мне отпишите, а с ним не общитесь. Не примешайтеся, по-гречески стоит такое слово, каким означают, когда кто вмешивается в толпу и там сливается с общею массою, как, например, вино с водою. Апостол не того только хочет, чтоб никто не видал христиан в кругу этих беспорядочных лиц, но чтоб строгие христиане им самим дали заметить, что чуждаются их ради того, что считают поведение их несообразным с званием христиан, и этим отчуждением возбуждали в них совесть и приводили в стыд: да посрамятся. Это — молчаливое обличение и вразумление без слов. «Но, по мысли Апостола, такое отношение к неисправным предписывается как наказание сим последним. И оно точно есть не малое наказание» (святой Златоуст). «Это наказание для непослушных кажется умеренным; в самом же деле оно одно из самых тяжелых. Что тяжелее, как быть будто в пустыне, хотя находишься в городе?» (святой Дамаскин). «Весьма велик стыд, когда все отвращаются от кого» (Экумений).

И не как врага его имейте, но наказуйте как брата. Не примешиваясь к непослушному и отворачиваясь от него, не имейте, однако же, неприязни к нему, не негодуйте на него, не презирайте и не осуждайте, а наказуйте, как брата. Наказуйте, νουθετειτε, что значит: в ум влагать что, вразумлять. Вразумляйте, говорит, или этим обличительным отворачиванием от него и неучастием в его безобразных делах, или не этим только, но при этом и разумным, братским, согретым любовию словом, с жалением о нем же, зачем он таков, так себя унижает и срамит. Видимо, как святой Павел хочет в сердцах всех возгреть заботу о нравственной чистоте не своей только у каждого, но и всего общества о всем обществе в целом составе. Но конечно выражателями и исполнителями такой заботы должны были быть предстоятели, коим вверялось попечение о спасении душ. На них, вероятно, возлагалось Апостолом исполнение и всего этого распоряжения. Вот дышащие любовию к немощным слова святого Златоуста на сие место: «Таким образом, (Апостол) не позволяет, чтобы наказание простиралось дальше надлежащей меры. Ибо, как выше сказав: аще кто не хощет делати, ниже да яст, из опасения, чтоб те не погибли с голода, прибавил: вы же не стужайте доброе творяще; так и теперь, сказав: отлучайтеся и не примешайтеся ему, потом из опасения, чтоб это самое не отделило его от общества братии, ибо, усомнившись тогда в самом себе, он мог бы вскоре погибнуть, если б ему было отказано в ободрении, (Апостол) прибавил: и не яко врага имейте его, но наказуйте якоже брата. Этим показывает он, что великое назначил (виновному) наказание, так что оно могло лишить его всякого дерзновения. Вразумляйте, как брата, сказал Апостол, а не оскорбляйте, как врага. Кто вразумляет своего брата, тот делает это не всенародно, не выставляет его торжественно на позор, но исполняет это втайне и с большею осторожностию, скорбя и сокрушаясь, и со слезами, и с плачем».

Опять заключительные благожелания и молитвы (3, 16—18) Высказав, что нужно было для исправления нрава некоторых неисправных, Апостол опять берется за заключительную речь, которую намеренно прерывал, и спешит ее окончить. Точно спешит; ибо, выразив желание мира и указав отличительный признак подлинности своих посланий, заключает речь обычным благожеланием пребывания в них Божией благодати. Желание мира в конце посланий обычно святому Апостолу Павлу. Здесь оно может быть считаемо вызванным предыдущею речью. Сделанное им распоряжение и разлад, хотя цель у Апостола была всех любовию ввести в единонравие посредством тех исправительных мер. Вот он и молится, чтоб Господь сохранил и утвердил между ними крепкий и всесторонний мир. Апостол своею исправительного мерою точно будто разделяет; но не с тем, чтоб был разлад, а чтоб те, отделяемые, образумясь, обратились от пути своего неправого и, вступивши подобонравием в общение со всеми, дали возможность всем верующим насладиться теплым миром. Святой Златоуст пишет: «Смотри, как он, когда заповедует им то, что надлежит исполнять, запечатлевает свои увещания молитвою, налагая молитвы и моления, как некоторую печать на эти сокровища. Да даст вам мир. Так как, вероятно, из сего (то есть того, как он им велел относиться к непослушным) могли произойти распри, потому что одни стали бы более настойчивы, а другие менее уступчивы, то не без основания молится он о том». Экумений поясняет: «Знал, что из обличений и наказов рождаются распри, когда те, на коих они падают, упорствуют. Почему и просит им мира от Бога мира». Мир всегда во всяком образе. «Чтоб вам быть в мире с Господом и друг с другом, и избавиться от козней сопротивников. Ибо сие значит: во всяком образе» (Феодорит). «Чтоб ниоткуда не иметь им повода к раздору, ни от слов, ни от образа действий. Ибо таким образом они без труда и тех (непослушных) сделают лучшими. Ничто столько не способствует к исправлению того, что мы желаем исправить, как мирное, безмятежное обращение и вразумление без гнева» (Феофилакт). Господь со всеми вами. Это верх благожеланий христианских: ибо если Господь пребудет с ними, то с Ним будет изобильно множиться среди их и всякое благо во спасение. «Если, говорит, Он будет со всеми вами, то есть и с теми, коих надлежит исправлять, и с теми, кои исправлены, то все будет во благо. Не хотящих трудиться Он уврачует, а любящих труд утвердит в трудолюбии» (Феофилакт). Святой Златоуст дает при сем такой урок: «Об этом и мы можем просить для себя, если только будем исполнять то, что заповедал Господь. Ибо послушай, что говорит Христос ученикам Своим: се Аз с вами есмь до скончания века (Мф. 28:20). Это сказано не только к ним (Апостолам), но и к нам, потому что из слов: до скончания века видно, что не только им обещано сие, но и всем тем, кто будет идти по следам их. Господь завещал: се Аз с вами, но это бывает только тогда, когда мы желаем сего. Ибо Он вовсе не будет с нами, если мы сами станем удаляться от Него. С вами, говорит, пребуду вовек. Не будем же отгонять от себя сей благодати».

Целованием он назвал благословение и молитву, выраженную в следующем стихе. Оно есть и в первом послании, но там оно написано тем же, кто переписывал послание. Здесь же пишет его святой Павел сам и обещает вперед всегда писать его во всяком послании. Это в предотвращение обмана подлогом.

Так как некоторые успели подвигнуть солунян от ума, показывая им послание, будто Апостолом писанное, которое, однако ж, не было им писано, то чтоб и вперед не повторился у них или в другом месте такой же случай, святой Павел положил отмечать свои подлинные послания собственноручным писанием последнего благожелания: благодать Господа и прочее. Как бы сказал: в каком послании эти слова окажутся писанными не моею рукою, то не мое. А чтоб вам безошибочнее можно было поверить это, вот вам почерк моей руки: сице пишу. Знак этот отселе будет «во всяком послании, которое к вам ли, может быть, имеет быть послано, или во всяком, к кому бы то ни было, послании» (Феофилакт).

Это то же, что выше: Господь со всеми вами. «Молитвою начал, молитвою и заключил, с обеих сторон ограждая сказанное (в послании), как великими стенами; положив твердое основание, присовокупил к этому и конец неколеблющийся. Благодать, говорит, вам и мир. И опять: благодать Господа… с вами» (Златоуст). Он будто хотел выразить такое благожелание: «Если пребудет с вами благодать, нас спасающая, то уврачует все ваши немощи, ибо такова сила благодати. Пребудет же она с вами, если вы не отгоните. Благодать обитает в душах благоумных, исполненных простой веры и братолюбия. Да даруется и нам иметь такие души, чтобы и нам быть отвсюду охраняемыми благодатию Господа нашего Иисуса Христа, нас принявшего (в число верующих) и ко Отцу приведшего во Святом Духе» (Феофилакт). Так, «прияв апостольское благословение, воспрославим Христа Господа, глаголавшего чрез Апостолов. С Ним Отцу со Святым Духом слава и велелепие, ныне, и всегда, и во веки веков. Аминь» (Феодорит).