Евангелие дня 30 ноября суббота

О милостыне говорил уже Апостол и делал распоряжения в первом послании, глава 16. К устройству этого дела в Коринфе много способствовал и Тит в бытность свою там (8, 6). Теперь Апостол речь свою направляет лишь к тому, чтоб разохотить к скорому и нескудному подаянию, ибо сам шел туда и с македонянами, пред которыми хвалился ими. С сею целию: 1) сначала ревность к делу сему старается раздражить святой Павел, 8, 1–15, выставляя а) пример македонян, которые оказались сверх меры доброхотными, стихи 1–6, а затем прилагая к тому б) другие более близкие к коринфянам побуждения, стихи 7–15, каковы: аа) то, чтоб при других добрых качествах не отстать им и в этой добродетели, стихи 7–9; бб) то, что это дело не ново, уж начали, стихи 10 и 11; и вв) то, что не чрезмерное что требуется, а что кто может, стихи 12–15. 2) Потом поминает о своем распоряжении а) послать к ним Тита и других двух братий, с указанием и добрых качеств каждого, 8, 16–24; б) представляя побуждением к тому желание, чтоб у коринфян все было готово к его приходу и чтоб, когда придет он к ним с македонянами, не постыдиться ему чрез них. В этом не малое опять побуждение и к скорому, и к щедрому собранию подаяний, 9, 1–5. 3) Наконец снова воодушевляет их и к нескудному, и к охотному даянию: а) обетованием Божия благословения, стихи 6–11 и б) славою отсюда нашего исповедания, стихи 12–15. Сказать слово о милостыне считал нужным святой Павел и в этом послании. В этом же именно месте сказать о сем расположился предыдущею речью. Пред этим он выхвалял коринфян за хороший прием Тита, заключив слово выражением радости, что они так внимательны к тому, что исходит от него: радуюсь, яко во всем дерзаю в вас. То есть радуюсь тому, что вы, что ни скажу, все то готовы охотно делать. К этому он и прилагает свое слово о милостыне, то есть «и на самом деле показывает свое к ним дерзновение, предлагая увещание иметь промышление о святых», то есть иерусалимских бедных христианах (Феодорит). «И сказал это он предварительно, потому что имел намерение беседовать о милостыне, чтоб похвалою проложить путь увещанию и возбудить усердие к милостыне. Впрочем, сказал об этом не вдруг, но, примечай, с каким благоразумием издалека и с высоты ведет слово: сказуем вам благодать Божию, данную в церквах Македонских, – и, описывая дела других, тем, что хвалит их, возбуждает ревность (к подобным же делам) и в коринфянах» (святой Златоуст). «Благодатию Божию назвал он дела милосердия, милостыню» (святой Златоуст). «Ибо быть милостивым есть дарование Божие, как и совершать исцеления» (Экумений). Как умственные совершенства, так и деятельные добродетели суть дары Божии, и частным лицам, и целым народам. Естественные настроения, кои тоже от всеустрояющего Промысла, суть только предрасположения. Благодать, пришедши, освящает их, выделяет от соприкосновенностей и являет в свойственной им силе, полноте и совершенстве. Македоняне и отличались широкою щедродательностию. Благодать Божия освятила их сердобольные и общительные сердца (свойство славян). – Апостол говорит: в церквах Македонских, разумея не Филиппы только, но и Солунь с Бериею. «Не говорит: благодать, данную в том или в другом городе, но целый народ хвалит» (святой Златоуст). В слове: сказуем слышится изумление. Будучи свидетелем такого движения к благотворительности среди народа, страждущего и небогатого, Апостол не мог не видеть в этом особого действия благодати Божией и не изумляться. Этим изумлением, хотя и с особыми целями, делится он с коринфянами. Не могу, говорит, умолчать, не могу не сказать вам об этой дивности, совершающейся пред очами моими. Это было очень вразумительно для тех, которые ревновали преимущественно о дарованиях духовных (умовых, теоретических), внушая, что в христианстве, которое и детям внятно излагает свою теорию, деятельные дарования должны иметь более веса. Такое напоминание, естественно, могло прийти на ум коринфянам; и как оно могло вместе породить мысль: уже не ставит ли их ни во что святой Павел, то он нарочно вставил слово: братие, показывая, что если хвалит одних, то не отвергает и других, а всякому воздает свое. Святой Златоуст замечает: «Для того наименовал их братиею, чтобы пресечь всякую зависть, ибо хочет хвалить македонян чрезвычайно». И точно чрезвычайно: ибо что говорит?

И кто не сочтет чрезвычайным, когда испытывают много скорбей, а радуются, и радуются в избытке, так что радость закрывает скорбность, и последней не видно из-за первой. Это одна чрезвычайность! Другая – та, что они крайне бедны, а щедродательны так, что в пору богатым быть так щедродательными. Выражает же это Апостол отвлеченно (абстрактами), и тем речь его представляется более впечатлительною. Яже во глубине нищета, η κατα βαθους πτωχεια, глубокая нищета, скудость, до того ниспадшая, что ниже уж и спускаться нельзя; и что она дает? – С избытком издает из себя богатую щедрость. Это то же, как если бы иссохшее дерево давало обильные и сочные плоды. Не чрезвычайность ли это? «Апостол сказал им самое высокое похвальное слово, ибо показал, что они в скорби благодушны и в крайней бедности богаты щедростию; отвсюду обуреваясь волнами, радуются, как бы носясь попутным ветром, и, редко имея у себя необходимое, показывают великодушие, как бы утопая в богатстве» (Феодорит). Радостию в скорбях Апостол потом не занимается, а одною только щедростию македонян, потому надо положить, что он и помянул о ней затем только, чтоб возвысить добродетель щедродательства. Скорбному, обыкновенно, бывает не до других, но у македонян, говорит, дела идут, не как обычно. Себя забывают, а заботятся лишь о других. Благодушие в скорбях не сжало их сердца, напротив, радостию расширяя их сердца, раскрыло скудные их сокровищницы и изнесло богатое подаяние. Эта картина должна была представиться очень возбудительною к подражанию для нескудных коринфян.

Святой Златоуст говорит на это место: «Что значат слова: во мнозем искушении скорбей избыток радости их? – То, что они в избытке имели и скорбь, и радость и, что весьма дивно, такая скорбь произрастила им такое обильное удовольствие; скорбь, и скорбь тягчайшая, не только не породила в них печали, но еще была для них виною радования. Македоняне не просто скорбели, но в скорби соделались искуснейшими чрез терпение, являя не только терпение, но, что гораздо выше терпения, радость; и не просто радость, но избыток радости. Ибо действительно радость их была велика и неизреченна. И яже во глубине нищета их избыточествова в богатство простоты их. Опять то и другое с избытком. Как великая скорбь произвела великую радость и избыток радости, так великая нищета породила великое богатство милостыни. Сие самое выразил Апостол, сказав: избыточествова в богатство простоты их. Ибо щедрость ценится не по мере подаяния, но по расположению подающих. Посему не говорит: богатство подаваемого, но – богатство простоты их. А сие значит, что нищета не только не воспрепятствовала им быть щедрыми, но еще послужила виною обилия, подобно, как скорбь была виною радости. Ибо чем беднее были сами, тем делались щедрее и усерднее подавали. Посему-то Апостол и весьма удивляется им, что при такой нищете показали такую щедрость. Ибо яже во глубине нищета их, то есть великая и несказанная, показала их простоту; впрочем, не сказал: показала, но избыточествова, и не простоту, а богатство простоты, то есть простоту, равную их убожеству; или лучше сказать, они показали в себе гораздо больший перевес щедрости».

Объясняет сказанное и еще более возвышает их добродетель. По силе и сверх силы, – иные по силе, другие и сверх силы. Или так: они жертвуют, сколько сил есть; но, что я говорю: сколько сил есть – сверх силы. Это то же самое, что выше выразил избыточеством щедрости (Феофилакт). Словом же: доброхотни, αυθαιρετοι, возвышает их податливость; ибо этим он выражает: не мы их к тому понудили, или уговорили; они все это делают сами собою, самоохотно, по своей доброй воле. Хорошо, кто делает добро по указанию и убеждению со стороны; но, конечно, гораздо лучше тот, кто сам догадывается, что надо сделать, и делает то по своему начинанию. Доброта у такого, значит, лежит во глубине сердца и служит своим внутренним возбудителем к соответственным делам. Апостол говорит как бы: «Свидетельствую о них, что они усердием превысили силы свои и сами предупредили наше увещание» (Феодорит). – Свидетельствую, то есть «говорю, как очевидец и достоверный свидетель» (святой Златоуст). Для умников коринфских, еще не совсем освободившихся от эгоистической сжатости, слово Апостола могло показаться невероятным. Как сверх силы? – Апостол уверяет: не по слуху говорю, сам вижу. Против такого удостоверения и умникам нельзя было возражать, а оставалось признать высоту добродетели македонян и собираться с силами подражать им.

Все более и более яркими красками живописует картину щедродательности македонских Церквей. Многим молением умоляли, говорит, нас принять их подаяние, – как будто боясь, как бы Апостол, смотря на их бедноту, не стал отказываться принять его или советовать им сократить его. Или умоляли многим молением, по глубокому чувству смирения, не почитая чем-либо важным своего подаяния и в принятии его видя более себе одолжение, чем благотворение тем. Так действовать свойственно смиренным и небогатым; богатые же обычно жертвуют свысока, в духе одолжения и покровительства. Прошу принять, – не совсем обычная фраза на их языке. Святой Златоуст говорит: «Поелику главною целию Апостола было довести коринфян до того, чтобы они подали милостыню по свободному расположению сердца, то особенно останавливается на сем, говоря: со многим молением, и потом – моляще нас; то есть не мы их просили, но они нас. О чем же? – Благодать и общение служения, еже ко святым, прияти нам. Видишь ли, как он превозносит опять милостыню, придавая ей священные названия?»

Служением еже ко святым именует Апостол поручение ему от святых Апостолов в Иерусалиме собирать повсюду среди верующих милостыню для бедной Иерусалимской Церкви. Это служение святой Павел исполнял очень усердно. Македоняне знали об этом и очень усердствовали принять участие в этом служении, что Апостол называет общением служения, еже ко святым. Феодорит замечает, что «они упросили Апостола дозволить им позаботиться о служении святым». Действовать так заставляла их уверенность в высокой цене, какую имеет пред очами Божиими общение в таком служении. Почему и называют его благодатию. Благодать – и потому, что быть милостивым есть дар благодати, как замечалось, и потому, что милостыня привлекает милость Божию милостивым. Она есть как бы задаток новой благодати Божией; подающие ее одною рукой свое дают ничтожное, а другою божеское берут – несравненно большее и лучшее. «Они, – говорит святой Златоуст, – давая другим, сами получают».

И не якоже надеяхомся. И еще степень возвышения их добродетели: они превзошли, говорит, наши ожидания. «Это говорит он не о произволении, но о количестве подаяния. Смотря на них, ожидали мы, что собрано будет нечто малое, но великодушие препобедило бедность» (Феодорит). Важно это замечание в том отношении, что, где действует благодать, не встречая препятствий со стороны эгоистических стеснений произволения, там деяния всегда выходят из общего порядка человеческих дел. Но себе вдаша первее Господеви. Это наводит на мысль, что они больше отдали тем, нежели сколько оставили себе. Отсюда вопрос: как же самим-то быть? – Как Господу угодно; Ему себя предаем. Это еще степень похвалы, и самая высшая. Предание себя Господу есть верх духовного совершенства христианского; оно возникает по отсечении всех земных и общечеловеческих чувств и расположений. «Смотри, – говорит святой Златоуст, – как и словами: вдаша себе Господеви показывает Апостол необычайную их ревность к Богу. Они не частию покорились Богу, служа другою частию миру, но все и самих себя всецело Ему одному предали. Посвятили себя Ему, показывая себя искусными в вере, в несчастиях явили великое мужество, благочиние, кротость, любовь, готовность и усердие ко всем другим добродетелям. Ибо, помогая бедным, не возносились; напротив, с великим смиренномудрием, послушанием, почтительностию, любомудрием творили милостыню». Вдаша себе Господеви и нам. Первее Господу, а ради Господа и нам, «как служителям Его» (Феодорит). Не разделяли наших забот от своих, и труд, лежавший на нас, считали своим. «Были нам послушны, возлюбили нас и покорились нам, как исполняя Божии законы, так и с нами соединяясь любовию» (святой Златоуст). «Что значит: волею Божиею? – То, что, предавшись нам, предались не по человеческим расчетам, но и сие сделали по воле Божией» (святой Златоуст). Волею Божиею – чрез волю Божию, силою воли Божией. Воля Божия была заправляющим началом. Они действовали по сознанию ее. Такова отличительная черта истинно христианской деятельности – делать шаги не иначе, как уверившись, что на то есть воля Божия. Обозревая все сказанное Апостолом о милостыне-подаянии македонян, блаженный Фотий у Экумения: «В этом отделеньице шесть добрых черт указал Апостол в македонянах. Первое, – что они доброхотны по силе: ибо велико и то, когда кто творит милостыню, сколько может. Но он говорит об них еще большее, то есть что они доброхотны и паче силы: это значит, что они даже сами себя лишали необходимого. Третье – то, что они добровольно охотны, то есть не было для них нужды в стороннем к тому убеждении, но сами по себе возревновали о сем благом деле. Четвертое – то, что со многим молением просили принять подаяние, что служит доказательством теплого и преизливающегося (бьющего, как ключ водный) расположения к милостыне: ибо не как другим доставляющие благодать, а как сами, нечто великое стяжевающие, просили, молили и не переставали умаливать, пока не получили просимого, то есть чтоб принято было их подаяние. Пятое – то, что подаянием превзошли ожидания святого Павла. Смотри, куда он возвел их добродетель. Они, говорит, оказались великодушнейшими меня самого, ибо если не ожидал, то дает будто мысль, что сам, находясь в подобных обстоятельствах, оказался бы менее щедрым. Но он не довольствуется одними этими указаниями, но увеличивает свою похвалу нечем, несравненно высшим всего сказанного. Это, говорит, еще не так велико, что по силе, и сверх силы, и самоохотны, и со многим молением, и моляще, и не якоже уповахом. Но что же это такое, что еще особенного они сделали? – Себе вдаша, говорит, первее Господеви и нам волею Божиею. Не часть некую вдали, а часть удержали у себя; но всех себя предали Господу. Он говорит как бы: даже и средств к жизни себе не оставили, но – отдавши все, всякое о себе попечение и промышление возложили на Господа. Почему святой Павел, представляя высоту такого расположения, наконец прибавил: волею Божиею. Этим он сказал как бы: не дивись сему, человек! Они имели Бога содействователем себе, привлекши Его добрым своим расположением. Где же Бог содействует, там нет ничего невозможного».